Павел Комарницкий - Старая сказка

— Ну как ты, товарищ старший сержант? — она улыбнулась, но улыбка вышла опять-таки невесёлая. Что-то у них не так… — Жив, вижу.

— Я вчера ничего такого не позволил? — Иван осторожно встал с кровати, прикрываясь покрывалом, под которым спал, нашаривая штаны — Если что, я заранее приношу свои извинения…

— Нет, Ваня, ничего такого ты не позволил — девушка улыбнулась ещё более бледно — И боюсь, что сегодня извинения принесёт кто-то другой.

Они сидели за столом: королева Элора во главе стола, рядом телохранители Таэль и Диэль, затем Иван, по другую руку Ивана господин магистр, а напротив Ивана Тамиона. Иван то и дело с удивлением бросал взоры на девушку — какое роскошное платье, а вид — будто решилась прыгнуть с гранатой под танк. Да что такое?!

— Говори, Тами, не тяни — сказала вдруг королева — вслух говори, пожалуйста.

— Да, моя королева — девушка вскинула на Элору отчаянно сверкнувшие глаза. — Я считаю, мы все неправы перед Иваном. И вы тоже, моя королева.

— Вот как? — королева отложила вилочку, взяв салфетку, промокнула губы — В чём же? Не в том ли, что носимся с ним, как дурень с писаной торбой, если использовать термины местных эфемеров? Или в том, что мы с магистром, бросив все дела, выполняем навязанный нам договор? Или в том, что каждую ночь мы с ним входим в контакт с Навью, заметь, не для возвращения из Запределья бессмертного эльфа — для возвращения в этот мир давно погибшей эфемерки?

— Вы неправы, моя королева — Тамиона встала — Я понимаю, вы рискуете, но что с того, если нет подлинного благородства цели? Иван чувствителен к Нави, он слышит Зов, она же его убьёт, неужели я должна говорить это вам?Он каждую ночь кричит, когда вы с магистром входите в контакт с Навью, неужели вы не знаете этого?

— Ничто не даётся даром. Он хотел этого — он получит.

— А дальше? Как он будет жить с навкой дальше?! Он же ничего не смыслит, он же не сможет её удержать, ну как вы все так можете?! Он же во второй раз потеряет её, медленно и мучительно, и погибнет сам! Он отдал нам Ключ, он поверил нам! Где же наша хвалёная справедливость?!

— Хватит! — королева тоже встала во весь свой немалый рост — не кажется ли тебе, что ты забываешься? Позволь тебе напомнить, что я королева эльфов, и заботиться должна об эльфах, и только о них! А что касается его — кивок в сторону Ивана — мы честно выполняем договор, и мы его выполним. Но это не значит, что я обязана опекать его, лелеять и холить всю оставшуюся ему жизнь!

Девушка перевела дух.

— Как хотите, моя королева. Но если вы сегодня же не расскажете ему всё — боюсь, я больше не смогу называть вас «моя королева» — только «Ваше Величество».

— Садись, Иван Семёнович — королева Элора была бледна, громадные изумрудные глаза стали ещё больше. Сегодня королева не была ослепительна — сегодня она была невозможно, невероятно прекрасна той пронзительной печальной красотой, на которую только глянуть — и можно умирать.

Сзади Ивана встал Киннор. Иван уже знал — таков порядок, заведённый в седой древности. Лиц, с которыми охрана могла оставить королеву наедине, можно было пересчитать чуть ли не по пальцам, и Иван, естественно, в этот список не входил.

— Начнём с общего. Скажи, что ты знаешь о душе?

Ну вот, опять. Далась им эта душа… Что он, поп?

— Ничего не знаю — честно признался Иван.

— Плохо — королева смотрела серьёзно — очень плохо. А знаешь ли ты что-либо о Нави?

— Ещё меньше — буркнул Иван.

— Но хоть какие-то представления о воскрешении из мёртвых у тебя имеются?

Иван наморщил лоб.

— Я краем уха слыхал, давно уже, про воскрешение какого-то Лазаря, но что и как, и куда он потом девался — без понятия.

— Ясно. Что ж, тогда слушай. Один ваш соотечественник, эфемер, сказал не так давно: «человек есть душонка, обременённая трупом». Сказано зло, зато точно. Да, и у эфемеров есть индивиды, способные на прозрения. После смерти человек распадается на две этих компоненты — душа отдельно, труп отдельно. Ясно?

— Ваше Величество — завозился в Иване недобитый пионер — нас учили, что души нет, что её попы выдумали, чтобы пролетариев охмурять…

— Если хочешь что-то узнать, забудь всё, чему тебя учили, и слушай меня. Когда захочешь побыть идиотом, вспомни, чему тебя учили в вашей школе. Души нет? Тогда чего ты ждёшь? Может, того, что я откопаю покойную — кстати, сильно разложившуюся за время лежания в необустроенной могиле, прямо в сырой земле — и приведу к тебе?

Королева замолкла, переглянулась с Киннором — очевидно, магистр что-то ей сказал. Иван подавленно молчал.

— Так вот. Тело человека восстановить не так трудно. В каждой клетке существуют некие спиральные молекулы, в которых записана информация о теле человека. Ну сведения, если тебе так понятней. А так как клеток в теле человека много, то восстановить общую картину можно практически всегда, ну разве только человек сгорит в огне целиком, до пепла.

Королева помолчала, собираясь с мыслями и давая Ивану возможность усвоить сказанное.

— Труднее с душой. Куда уходит та летучая информация, при помощи которой живой труп, тело, и становится собственно человеком, мы точно не знаем. Зато мы знаем, как извлечь её оттуда и заставить вернуться в тело. Как правило, в искусственное тело, так как природное тело эфемера разрушается после смерти почти мгновенно.

Теперь Иван боялся пропустить хоть слово.

— Так вот, Иван Семёнович. С искусственным телом проблем обычно не бывает — оно почти всегда намного лучше природного, испорченного плохим содержанием, болезнями и так далее. Девушка-навка обыкновенно красивее, чем была покойная при жизни. Очень похожа, но красивее, понятно? — Иван затряс головой — Гладкая нежная кожа, отличная фигура, не испорченная ни сутулостью, ни жировыми отложениями, роскошные волосы, сахарные зубки — словом, биологический оптимум. Да плюс изрядная физическая сила, между прочим. И старению навка почти не подвержена, почему и как — рассказывать не стоит, ты всё равно не поймёшь.

Да только вот беда — душа, насильно возвращённая, скажем так, в сей мир, рвётся обратно, не хочет оставаться в новом теле. И удержать её может только огромная любовь. Любовь того, кому она предназначена, и ничья больше.

Королева опять замолчала, давая Ивану время переварить услышанное.

— Жить с навкой — тяжкое испытание, Иван. Она живёт, по сути, только в твоём присутствии. Пока ты любишь её горячо и беззаветно, она будет совершенно как живая — любить тебя, ласкать, разговаривать, даже смеяться и шутить, а то и делать кое-что по дому. Но это только у тебя на глазах. Я хорошо знаю эти вещи — когда хозяина нет рядом с ней, навка замирает. В буквальном смысле — может часами стоять, не меняя позы, сидеть в таком положении, как ты её оставил. Будучи одна, навка не ест и не пьёт, не отправляет естественные надобности, разве что дышит. Но так будет, если ты будешь покидать её лишь изредка и ненадолго.