Кортни Саммерс - Это не учебная тревога

— Слушайте, я… — Голос у него охрип от того, что он часами, без остановки, выкрикивал указания, что нам делать. Прочистив горло, Кэри спрашивает: — Телефон?

Трейс издает какой-то булькающий звук, засовывает руку в карман и, вытащив свой мобильный, лихорадочно набирает номер. Бесполезно. На какие бы кнопки он не нажимал, всё перебивает монотонный женский голос, передающий то же самое сообщение, что мы слушали по радио. Я наблюдаю за тем, как звук этого голоса пробирает Трейса до костей, просачивается в его кровь. Побелев как полотно, он со злости запускает мобильный в другой конец зала. Тот разлетается на три части — отскакивает задняя крышка, выпадает аккумулятор, скользит по блестящему линолеуму корпус. Сейчас всё или вообще не работает, или работает не так как положено.

— Не могу пробиться через это сообщение, — убито говорит Трейс.

Кэри подбирает разлетевшиеся части и собирает мобильный.

— Нужно немного подождать. Потом ты прозвонишься.

— Думаешь, если прозвонюсь, они мне ответят?

Я смотрю на Кэри в ожидании, будет ли он оправдываться. Он этого не делает. Вертя мобильный в руках, он говорит:

— Трейс, это сообщение — хороший знак. Думаю, работает только канал связи для спасателей.

— Чтобы они могли спасти нас? — шмыгает носом Харрисон.

— Да, — кивает Кэри. — Нас обязательно спасут.

— Это мнение знатока? — спрашивает Трейс.

Кэри пожимает плечами. Он не смотрит в глаза Трейса, вместо этого уставившись на двери. Его лицо не выдает чувств, но пальцы быстро и неуклюже крутят мобильный.

— Просто так подсказывает здравый смысл, — отвечает он.

— То же самое ты сказал, предлагая прийти сюда. И мы с Грейс купились на это, — морщится Трейс.

— Он привел сюда всех остальных, — замечает Райс.

Нас раньше было восемь.

— О да, я здесь. Эй, Грейс! — Трейс разворачивается к сестре. — Ты здесь . Мы здесь с Кэри Ченом. — Он горько смеется. — Думаешь, это хоть что-то значит для нас, когда…

— Перестань, — обрывает его надломленный голос сестры.

Нахмурившись, Трейс тянет руку к Кэри:

— Мобильный отдай.

Кэри смотрит на него так, словно не хочет возвращать телефон, словно этот мобильный — удерживающий его здесь якорь. Не понимаю, зачем им нужно, чтобы их что-то удерживало здесь.

— Ну! — требует Трейс.

Кэри протягивает ему телефон и, наконец, смотрит прямо в глаза:

— Мне очень жаль, что так случилось с твоими родителями.

Трейс выхватывает у него из руки мобильный.

Я закрываю глаза и вспоминаю, каким это место было раньше, в нормальных обстоятельствах. У нас тут проводились собрания. Директор читал речи. Мы приходили сюда обедать. Я представляю обычный школьный день, расставленные для обеда столы, представляю, как встаю в очередь и выбираю в меню, что буду есть. Я почти ощущаю запах еды…

Но громкие звуки с улицы мешают моему воображению. Они врываются в сознание, и кровь бешено несется по венам, ускоряя сердцебиение, напоминая мне о том, что нужно бояться, хоть я и не переставала бояться с тех самых пор, как Лили ушла. Я открываю глаза как раз в тот момент, когда баррикада у дверей едет в сторону. Райс бежит к ней и толкает столы и парты обратно.

— Что это было? — спрашивает Харрисон. — Почему они?..

— Это из-за косо стоявшей парты. Это не дверь.

— Д верь ?!

— Не дверь. Господи, успокойся, Харрисон.

Харрисон начинает плакать. Он стоит в центре зала, обняв себя руками, потому что обнять его больше некому, и я еще никогда не видела никого таким одиноким. Я бы подошла к нему, но я его совсем не знаю. Никто его не знает. Он один из никем не замечаемых девятиклассников еще более незаметный оттого, что переехал в наш город всего месяц назад. Кэри пришлось спрашивать, как его зовут, когда мы нашли его под велосипедом, со штанинами, застрявшими между спицами колеса.

Что я знаю о Харрисоне теперь: он не только коротышка и крепыш, он еще и плакса. Его жалеет Грейс, потому что она лучше меня и такая добрая, какой мне никогда не стать. Обняв его одной рукой, она шепчет ему что-то нежно-успокаивающее, и его рыдания медленно затихают и переходят в тихую икоту. Выглядит это жалко. Все отводят от них глаза, находя, чем заняться, лишь бы на это не смотреть. Я смотрю на Грейс с Харрисоном, потому что не знаю, что еще делать. Смотрю, пока это не становится невыносимо. Сунув руку в карман, я сжимаю в пальцах смятый бумажный лист.

Я достаю его и расправляю:

«Лили»

— Хей, — раздается рядом тихий голос.

Я сую лист обратно в карман. На краю сцены, ссутулившись, стоит Райс. Его каштановые волосы торчат во все стороны, карие глаза воспалены. Я знаю о нем то, что он — выпускник. Наши школьные шкафчики расположены друг напротив друга. Он осматривал меня и сказал, что я невредима.

У него в руках кейс с бутилированной водой. Он ставит его на сцену и протягивает мне бутылку. Даже не спросив, где Райс всё это взял, я вырываю воду из его рук. Мне вспоминается, как вчера утром мы сгрудились вокруг старой птичьей купальни. Сложив ковшиком ладони, мы жадно пили грязную застойную воду и на вкус она была и противной, и чудесной одновременно. Нас мучила жажда, а когда ты мучительно жаждешь чего-то и получаешь, оно кажется тебе гораздо лучше, чем всегда. Нам удалось позабыть о своих пересохших ртах и растрескавшихся губах, пока мы перекрывали выходы из школы, а потом ждали, что будет, но теперь, снова почувствовав невероятную жажду, я не понимаю, как о ней можно было забыть. Я залпом осушаю всю бутылку, но не напиваюсь. Райс подает мне еще одну и смотрит, как я пью. Я вбираю в себя воду, пока мне уже не кажется, что внутри плещется океан. Напившись, я устало подтягиваю ноги к груди, обхватываю их руками и кладу подбородок на колени. Райс криво улыбается мне.

— И всё же мы здесь, — говорит он. — У нас получилось.

— Это вода ? — кричит Трейс. — Это, и правда, вода?

Я разворачиваюсь лицом к двери.

«Слоун».

Вздрогнув, я просыпаюсь и в первые секунды не осознаю, где нахожусь. Все вокруг меня спят на пыльных синих матах, вытащенных из кладовой. Это последнее, что мы сделали, и на что у нас хватило сил, перед тем как мы изможденно рухнули спать.

Я поднимаю голову и прислушиваюсь.

Слышно глубокое дыхание рядом спящих, шум на улице, и больше ничего. Я напрягаю слух, но действительно больше ничего не слышу.

Оттянув ворот рубашки, я опускаю голову на мат. Одежда неприятно, царапающе касается покрытой потом кожи. Я плотно сжимаю веки и задремываю, а может быть погружаюсь в сон, когда, кажется, снова слышу его голос: «Слоун» . Он выдергивает меня из сна, и в этот раз, открыв глаза, я вижу свою гостиную, усыпанную битым кровавым стеклом.