Джонатан Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

В ряду автоматических вертепчиков один был накрыт брезентом с табличкой «Не работает» спереди. В действительности, он стоял пустым, так как у Кабалов на нём закончились идеи. Теперь Кабал подошёл к нему, сконцентрировался, беззвучно произнёс: «Заклинаю тебя», — и снял чехол. Внутри ящика оказался вертепчик, изображающий комнату. В этой комнатке была малюсенькая механическая кукла, поразительно похожая на эту грустную девушку. Комнатка была обшарпанной спаленкой с распахнутой дверью, через которую было видно ванну и висящие над ней на верёвках простыни. Механическая кукла стояла у колыбельки, в которой лежала крошечная куколка ребёнка. Может, она была и маленькой, но каким-то образом имела достаточно деталей, чтобы показать, что такого ребёнка вряд ли кто-то мог полюбить. Вертепчик назывался «Материнское избавление». Свернув на руке чехол, Кабал отошёл в дальний конец зала и сделал вид, что разговаривает со стариком в разменной будке. В действительности, он наблюдал за женщиной. Впрочем, не он один.

Девушке стал надоедать «Потехе час», которая начала выдавать лимоны с жестокой регулярностью. Вскоре у неё стали заканчиваться монетки, и такой поворот удачи её расстроил. Она оставила автомат и пошла вдоль строя его собратьев. Она знала, что скоро уже надо будет идти обратно домой, и хотела получить на ночь ещё одну маленькую частичку удовольствия. Она увидела ряд автоматических вертепчиков и стала их по очереди рассматривать. Они все были кошмарными, с историями об убийствах, казнях, злых призраках и жестоком правосудии, — обо всём этом ей не хотелось знать. Она уже собиралась уйти, когда её взгляд упал на последний автомат в ряду. Было дело в названии или в поразительном сходстве куклы с ней, или вертепчика с её собственной спальней, никто из Кабалов не мог сказать, но он неотступно притягивал её.

Она остановилась у ящика и заглянула в него. Это было странно, будто во сне. Как будто кто-то взял её жизнь, воссоздал её в дереве, проволоке и краске и поместил сюда на всеобщее обозрение. На полосках бумаги, старых и пожелтевших несмотря на то, что в действительности им не было и десяти минут, приколотых к полу вертепчика, было написано соответственно «Несчастная мать» и «Неугомонный ребёнок». Глаза у неё стали влажными. Всё-таки она не одинока. Кто-то ещё страдал так же, как она, если эта история была рассказана здесь. Когда она полезла в карман за одной из немногих оставшихся монеток, поблизости ещё одни глаза стали влажными и тихо заплакали.

Она должна была узнать, она должна была увидеть, что стало с этим другим человеком. Вертепчик ведь назывался «Материнское избавление». Как? Как она нашла избавление? Ей, неизвестно почему, поскорее надо было это узнать. Она вставила монету в щель и разжала пальцы.

Вертепчик со стрёкотом ожил. Ручки ребёнка то поднимались, то опускались в механическом ритме, а его головка вращалась из стороны в сторону, — плача, чего-то требуя, не замолкая ни на секунду. Одновременно с ребёнком мама приставила ручки к ушам и затрясла головкой. Её нервы готовы были лопнуть. Не проходило и дня, чтобы она не думала о самоубийстве. Женщина прижалась лбом к холодному стеклу и закусила губу.

Послышался отчётливый щелчок, и пол совершил треть оборота против часовой стрелки, меняя сценки. Теперь мама стояла в ванной. Используя мойку как стол, она что-то мешала. Порошки и жидкости из стенного шкафчика. Странная вещь, но хотя самая большая бутылочка в её ручках и была не больше ногтя, надписи на ярлычках явственно читались. Ложечка того, щепотка этого — всё отправлялось в ступку и тщательно размешивалось. Закончив, малюсенькая механическая мама вылила раствор в детскую бутылочку. Смысл был предельно ясен. Когда она прочитала табличку с названием сценки: «Средство появляется», — её ни разу не смутила поразительная человечность движений куклы. Она сама жила внутри этой маленькой драмы. Она чуть не застонала в голос, когда

— щёлк! — сценка начала поворачиваться, меняясь на третью и последнюю. Это будет наказание, земное или небесное. Она повидала чересчур много этих автоматов, чтобы усомниться в том, что конец будет нравоучительным. Но… нет. Финальная сценка изображала кладбище. Мама стояла в трауре, и её лицо сияло, в то время как скорбящие опускали крошечный гробик в тёмную могилу. А под носовым платком у неё — неужели признак улыбки? Кукла смотрела из ящика прямо в её глаза, и в них она увидела своё лицо. Своё счастливое лицо. Неизбежная надпись на табличке, прикреплённой к удобно расположенной могиле, гласила: «Материнское избавление».

Машина сделала ещё один щелчок и вернулась к невыносимой первой сцене. Не успело жужжание остановиться, как она скормила ей ещё одну монету. На этот раз, когда появилась вторая сцена, её губы шевелились — она запоминала ингредиенты.

Полиция приехала за час до рассвета. Кабал был безукоризненно вежлив с ними, пока они суетились и задавали множество банальных вопросов. Куда меньше он был рад приезду Барроу.

— Я не знал, что вы работаете в местном участке, мистер Барроу, — подавляя зевок, сказал он.

— Вовсе нет. Я просто заинтересованная сторона, — ответил Барроу.

— В таком случае, — сказал Кабал сержанту, — думаю, я имею право попросить мистера Барроу покинуть нас.

— Нет, не имеете, — сказал сержант. — Бывший следственный инспектор Барроу здесь по моей просьбе, в этом деле он выступает в качестве консультанта.

— Бывший следственный инспектор, значит? — удивлённо произнёс Кабал. — А вы многогранная личность. Вы сказали «в этом деле». О каком деле речь?

— Произошло убийство. Крайне жестокое. Подозреваемая утверждает, что эта ярмарка имеет к нему отношение.

— Убийство? — с невинным удивлением в голосе спросил Кабал.

— Если быть точным, детоубийство — сказал Барроу. — Мать убила собственного ребёнка. Она утверждает, что в вашем зале есть автомат, содержащтй оецепт яда.

— Да что вы говорите! В самом деле?

— Хотите сказать, что знать не знали, что в вашем зале представлен такой автомат?

— Что вы, и не подумал бы. Такого автомата у нас нет. Я просто удивлён, что кто-то сумел сочинить такую диковинную историю. И что кто-то в неё поверил.

Сержант возмутился.

— Мы должны проверять все зацепки, сэр.

— Конечно, конечно. Я прекрасно вас понимаю. Итак, чем ещё могу помочь? Даю слово, что на моей ярмарке нет автомата, подходящего под ваше описание. Я даже не слышал о таком.

— Она сделала очень сильный яд, сэр. Ребёнок умер в агонии.

— Ужасно.

— Судя по всему, она была уверена в том, что его невозможно выявить, — сказал Барроу. — Самая обыкновенная девушка. Думаю, по большей части она говорит правду.