Джонатан Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

— Встретить бы ещё приветливого викария, и я точно в опасности.

Он обернулся и налетел на священника, деликатного, благообразного мужчину лет шестидесяти-семидесяти.

— Прошу простить меня, сын мой. Я раздумывал о моей проповеди и…

Он не договорил и взглянул на Кабала поверх своих полукруглых очков.

— Да вы, должно быть, один из тех людей из бродячего балагана, смею заявить! Как поживаете? Я очень рад знакомству с вами. Я викарий из церкви Святого Олава — это вон там.

Он указал в сторону маленькой приходской церкви, берущей за душу мастерством архитектурного исполнения, на живописном, как с открытки, месте.

— Вы останетесь до воскресенья? Не хотели бы прийти на службу? Г остям у нас всегда хватит места.

— Нет, боюсь, это не представится возможным.

— Конечно же, поедете дальше. В молодости меня такая разъезжая жизнь очень сильно притягивала. А теперь, вот…

Он развёл руками и улыбнулся настолько ласково, что Кабал разрывался между двумя порывами: ударить его или заключить в объятия.

— Да, мы уедем, — ответил Кабал, — но я бы всё равно не стал приходить. — Он улыбнулся.

— Я сатанист.

Викарий улыбнулся в ответ. Кабал ощутил необходимость глянуть на свою улыбку в зеркальце, чтобы убедится, что она ещё производит тот устрашающий эффект, которого он добивался не один год.

— Ничего себе, — сказал священник, к злости Кабала, не удивившись.

С тем же успехом можно было заявить о том, что предпочитаешь лето весне или питаешь слабость к диетическому печенью.

— И как, счастливы?

Вместительный колчан с остроумными ответами неожиданно опустел. Кабал был готов почти к любой реакции, кроме проявления сочувствия.

— Нет, — выдавил он наконец, — Не счастлив. Так получилось помимо моей воли. Это скорее профессиональное. Намерен покончить с этим как можно скорее.

— Не стану оспаривать ваше решение. Видит Бог, не стану. Я не в силах его оспорить. Решение ваше представляется мне очень мудрым. Что ж, надо идти. Доброго вам дня, сэр.

Кабал и не заметил, что жмёт священнику руку, благодарит за беспокойство и желает ему приятного утра.

Кабал смотрел, как священник удаляется в направлении своей образцовой церкви, и был уверен, что проповедь пройдёт остроумно, весело и интересно. Людям понравится ходить в церковь. Он вдруг понял, что завидует им. Он остановился на этом ощущении, чтобы изучить. В чём же проблема? Он уселся на удобно расположенную, не тронутую вандалами скамейку и принялся приводить мысли в порядок. Он чуть ли не обрадовался, когда на другой конец скамейки села маленькая девочка. Детей он терпеть не мог, поэтому был рад, что хотя бы в этом он всё ещё может доверять своим ощущениям.

— Здрасьте, — сказала девочка, и улыбнулась ему щербатой улыбкой.

Кабал внезапно приуныл. Безумное желание найти женщину, где-нибудь осесть, завести пару детей — по одному каждого пола — посетило его словно в кошмарном сне.

Поднявшись на ноги, он пробубнил нечто бессвязное насчёт разговоров с незнакомцами и поспешил прочь. Нужно найти место потише, где он мог бы взять себя в руки. Короткая вылазка на церковный двор закончилась спешным отступлением, так как его подошвы начали дымиться. Он и забыл, как опасна освящённая земля в его бездушном состоянии. Ещё одно неудобство, от которого он избавится тотчас же, как найдёт кого-нибудь. Ещё одного человека. То, что он забыл об опасности, взволновало его: горящая обувь — опыт, который запоминается на всю жизнь. Однако, именно так и случилось — он беспечно обо всём забыл, соблазнившись безмятежностью этого места. С каждой минутой его плохое предчувствие усиливалось.

— Здравствуйте, мистер Кабал, — сказал Барроу, заметив его в конце короткого ряда магазинчиков. — Позвольте заметить, у вас нездоровый вид.

— Не позволю, — сказал Кабал, словно из внутреннего источника черпая желчь. — Я постоянно бледный. Я, — вдохновение ловко сделало пируэт в сторону, — склонен к бледности.

— Я заметил, — без упрёка ответил Барроу. — Я не о цвете лица. Я о том, как вы выглядите. У вас растерянный вид.

Кабал подозрительно взглянул на него.

— А если и так? Что вам до этого?

Барроу улыбнулся. Кабала уже тошнило от того, что люди ему улыбаются. Его тошнило ещё больше от желания ответить тем же.

— Это мой город, — сказал Барроу. — Мы здесь чувствуем себя ответственными за гостей.

— Да ну? Правда что ли?

Кабал подумал, что начинает говорить как старик: вроде бы и ворчит, а настоящей злобы не испытывает. Его запал начинал гаснуть. Желание сбежать обратно на ярмарку, где он немедленно окажется в скверном расположении духа, несомненно, посетило его, но было уравновешено, даже перевешено, инерцией остаться в Пенлоу.

— У меня хорошие новости, — продолжил Барроу. — Я собирался на ярмарку зайти, подумал, вам понравится, а вы здесь. Так что, вы избавили меня от лишней прогулки.

— У меня были дела, — сказал Кабал, одновременно думая: «С чего это я оправдываюсь?»

— Предложили девушке помощь с судебными расходами. Да, знаю. Очень мило с вашей стороны. — Кабал побледнел. Барроу продолжил, — Я только что из полицейского участка. Сходил туда, услышав новости от доктора Гринакра.

— Те самые хорошие новости.

— Да.

Кабал выжидающе на него посмотрел, но никаких уточнений не последовало.

— Какие же?

— Простите, — сказал Барроу, качая головой и улыбаясь своей треклятой улыбкой. — У меня очень странное предчувствие, что вы и так уже знаете.

— Знаю что? — спросил Кабал, заранее зная ответ.

— Ребёнок оправился.

— Оправился от смерти? Любопытно. Дети такие живучие.

— Начнём с того, что доктор полагает, что ребёнок и не умирал, и что ядом оказался наркотик, вызывающий кататоническую кому. Как вам такое?

— Ну надо же. А что с девушкой?

— Я не юрист, так что точно не знаю. Возможно, её привлекут к суду за покушение на убийство.

— Вы сказали «возможно»?

— Да, когда я приехал, в полицейском участке было довольно суматошно. Её показания потерялись.

— Неужели?

Кабал осторожно перевёл вес с одной ноги на другую. Ему не хотелось, чтобы контракт и ещё один документ, который он унёс из участка, вдруг зашуршали друг о друга.

— Речь о показаниях, в которых она признаёт свою вину?

— Да. Странно это. Без показаний её не признают виновной, потому что теперь она всё отрицает. И всё же, возможно, это маленькое приключение приведёт её в чувство. Она не злодейка, просто не смогла справиться с ситуацией. Она чувствовала себя несчастной и держала всё в себе. Теперь, когда люди знают об этом, ей помогут. В Пенлоу очень тесные отношения, — многозначительно закончил он.

«Тесные, — подумал Кабал, — задохнуться можно».