Джонатан Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

— И в чём правда?

— Вчера вечером она приезжает на ярмарку. Той же ночью она готовит яд и применяет его по назначению. Не думаю, что она могла стать Лукрецией Борджиа за такой короткий срок без помощи профессионалов.

— На что вы намекаете?

Сержант кашлянул.

— Покажите нам зал, сэр. С вашего позволения мы бы хотели взглянуть на автоматы.

— Хорошо, но вы напрасно теряете время.

Кабал повёл трёх полицейских и Барроу в сторону зала. Он отпёр большой замок, на который была закрыта входная дверь, и отступил.

— Прошу вас.

Полицейские вошли и столпились у двери, а Кабал обошёл вокруг здания и открыл ставни.

Взгляд Барроу упал на место, где стояли вертепчики, и он отправился рассмотреть их поближе, полицейские — за ним. Кабал прислонился к стене, изображая безразличие. Барроу шёл вдоль ряда вертепчиков, между делом читая названия:

— «Дом Синей Бороды», «Колодец и маятник», «Двор Ивана Грозного», «Спальня с привидениями», «Тайбернское дерево» — Прямо Гран-Гиньоль, мистер Кабал, — сказал он неодобрительно.

— Людям нравится, — ответил Кабал, — мистер Барроу.

Барроу подошёл к концу ряда, к автомату, накрытому брезентом, на нём висела табличка.

— Не работает? В чём дело?

— Не знаю. Что-то сломалось. Я в этом не разбираюсь.

— Мы бы хотели взглянуть, сэр, если вы не против, — сказал сержант.

— Думаю, не стоит. Даю слово, что автомата, подходящего под ваше описание, нет. Разве этого не достаточно?

— Мы бы хотели посмотреть сами, сэр. Снимите, пожалуйста, брезент.

— Я и правда не думаю, что это хорошая идея.

— Может и так, сэр. Прошу прощения…

Сержант быстро развязал брезент и откинул его.

Автомат застрял на середине действа. На залитой лунным светом улице, по садовой дорожке возле дома за офицером полиции гнался чей-то разгневанный муж. В окне верхнего этажа изображала истошные крики женщина с неправдоподобно большой грудью. Примечательно, что форменные штаны болтались у офицера вокруг лодыжек. Машина называлась «Изменила с полисменом». Сержант покраснел. Маленький полицейский выглядел в точности как он сам, и сходство это не ушло от внимания его констеблей. Хуже того, женщина была очень похожа на миссис Бленхайм с Макстибл Стрит, муж которой часто работал в ночную смену.

— Что ж, думаю, на этом всё, — спешно сказал он, пытаясь снова накрыть автомат брезентом. Тот, как будто по собственной воле, продолжал спадать. — Мы пойдём, сэр. Спасибо за содействие. Вы были очень терпеливы.

— Не за что, сержант, — любезно сказал полицейскому Кабал, глядя, как тот уходит, подгоняя ухмыляющихся подчинённых.

Кабал посмотрел им вслед и поправил очки.

— Интересное место, эта ваша ярмарка, мистер Кабал, — сказал Барроу у него за спиной.

— Спасибо, мистер Барроу, — поворачиваясь, ответил Кабал.

— Это вовсе не комплимент. Просто комментарий: интересное место. Взять хотя бы этот зал.

— Вот как? — Кабал поднял брови. — Чем же он интересен?

— Автоматы эти. — Барроу указал на вертепчики. — Ужас и смерть без конца. Тут мы подходим к последней — той самой, в которой, по сведениям полиции, содержался рецепт яда — а там чистой воды комедия. Странно, вы не находите? Ни к месту.

— Люди такое любят, — ответил Кабал. — Так мне сказали. Этот автомат был добавлен позднее.

— Позднее так позднее. — Барроу пошёл к двери и задумчиво посмотрел на балаган. — Не нравится мне ваша ярмарка, мистер Кабал. Она внушает мне отвращение.

— Мы не можем гарантировать, что угодим всем.

— Я не это имел в виду. Ещё на службе, во время расследования меня, как и любого другого, посещали догадки. Иногда они были обоснованы, иногда нет. Но порой у меня возникало особое ощущение — самый что ни на есть мерзкий вкус во рту. Противный, ни с чем не сравнимый вкус. Сидел я однажды на допросе одного паренька, он проходил как возможный свидетель убийства. Заметьте, всего лишь свидетель. Уважаемый человек, который, возможно, видел нечто полезное.

— И вы ощутили этот ваш волшебный мерзкий вкус?

— На полную катушку. Он и оказался нашим убийцей. Но тогда он даже подозреваемым не был. Вот что важно. У меня не было причин его подозревать.

— Вы уверены, что взяли нужного человека, а не сфабриковали дело, потому что забыли почистить зубы тем утром?

— Не думаю, что даже самый рьяный любитель теорий полицейского заговора поверит, что мы подставили человека, закопав четыре тела у него за домом и разбив сверху сад камней.

— Сад камней? — Кабал представил себе эту картину. — И правда, на правдоподобную историю не тянет. В таком случае, может, вы и были правы. Полагаю, говоря, что моя ярмарка внушает вам отвращение, вы полагаетесь на этот необыкновенный криминалистический привкус?

— Дома я, пожалуй, выпью чашку очень крепкого чая. Надеюсь, это его перебьёт.

— Так и сделайте. Быть может, однажды, до суда будут допускать улики, основанные на ощущениях. А пока, желаю вам хорошего дня. Я бы с радостью поспал пару часов, если это вообще возможно.

— Хорошего дня, мистер Кабал, — сказал Барроу и направился в сторону города.

Кабал степенно зашагал к себе в кабинет, но едва Барроу скрылся из виду, бросился бежать. Запыхавшись, он влетел в вагон, открыл ящик стола, взял из коробки верхний контракт и положил его во внутренний нагрудный карман.

— Так она это сделала? — сказал Хорст.

Кабал подскочил.

— Я тебя там не видел, — сказал он, убирая коробку и аккуратно запирая ящик.

— Я не хотел, чтобы ты меня видел. Так она убила своего ребёнка?

— Да. Разве это не чудесно? — Он замолчал. — Не то, что она убила своего ребёнка, конечно же.

— Нет. Не очевидно. Совершенно не очевидно. Полагаю, ты собираешься пойти к ней и предложить выход из этого затруднительного положения?

— В этом и задумка, — сказал Кабал. Ему совсем не нравился тон брата.

Хорст долго сверлил его глазами. Посмотрел на часы.

— Солнце скоро взойдёт. К тому времени нам, существам ночи, надо быть у себя в логове. Оставить день существам света.

— Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым? Ничего не выйдет.

— Мой младший брат только что спланировал убийство ребёнка. Если после этого тебя не мучает совесть, я уже ничего не смогу поделать. Вчера я предлагал тебе шанс всё искупить. Ошибочка вышла, прости. Отец всегда говорил, что у меня не получается распознать безнадёжный случай.

— Неужели? — Кабал надел пальто. — Как непохоже на отца за что-то тебя критиковать.

Хорст поднялся с того места, где сидел — на ящике с одеялами, и Кабал с трудом поборол желание отшатнуться.

— Не будь лицемером. Будешь вспоминать о соперничестве между братьями, чтобы оправдать каждый свой поступок? «О, не вините меня за преступления против человека, Бога и природы. Это всё потому что мой брат такой идеальный.» Да ни один суд присяжных не усомнится в твоей невиновности.