Александр Юрин - Сквозь тернии

Бабушку, в первую очередь, поражала Колькина тактичность. То, как он держится, не смотря ни на что, как вовремя уходит домой, не заставляя её повышать голос и повторять одно и то же по нескольку раз. Одним словом, она увидела в лице Кольки этакого идеального внука. И Колька, естественно, сразу же воспользовался столь привилегированным положением, когда это сделалось необходимым. Яська сроду не думал, что такое возможно — манипулировать его бабушкой! Однако Кольке это каким-то непостижимым образом удалось с первого же раза.

— Антонина Григорьевна, Яська поможет мне крышу в курятнике подлатать? Мы мигом: туда и обратно! — И всё. А Яська ещё и виноват остался, что целыми днями бока пролёживает, никак не помогая по хозяйству, — это уже из ответных бабушкиных слов!

Яська надулся, но виду не подал.

Они наспех собрались и двинули к Кольке — сперва нужно было отвинтить от будки Шныря моток бесполезной цепи, чтобы затем оттащить его вместе с плоскодонкой к условленному месту на берегу речки. Яська сначала не понял, для чего именно нужна цепь, но Колька терпеливо объяснил, что та будет вместо швартовых — иначе плоскодонку запросто унесёт быстрым течением, и тогда поминай как знали! А второго шанса у них не будет.

Яська кивнул и больше глупых вопросов не задавал.

Стриж поправился, окреп и как-то даже увеличился в размерах. Пока Колька возился с цепью, Яська позволил себе насладиться видом вольной птицы, попавшей в плен к человеческому детёнышу — как-то иначе отзываться о друге Яська не мог. Точнее мог, но не хотел — достаточно только взглянуть на Кольку, как всё сразу же становилось ясно: задумчивый, молчаливый, постоянно чем-то недовольный, даже немного дикий — именно, что детёныш! А стриж прыгал по траве и смешно махал крыльями, силясь взлететь. Последнее отчего-то не получалось: то ли мышцы ещё не окрепли, то ли последствия болезни сказывались, то ли просто утратилась сноровка.

Яська помнил, что и люди после продолжительного курса лечения, когда не разрешают даже с кровати подниматься, вынуждены затем заново учиться ходить. Как-то так. Яська не знал, что на что влияет в первую очередь, но что примеры были сопоставимы — это факт.

В конце своего забега стриж путался в траве, цеплял разведёнными крыльями разросшийся на Колькином дворе иван-чай и валился на раздутый от отчаяния зоб. При этом он утробно булькал, будто настоявшийся квас в бидоне, и шипел, предупреждая Яську, чтобы тот и не думал подходить ближе. Да Яська и не собирался — он просто сидел на крыше будки, болтал ногами и щурился от яркого солнца. На душе была благодать — так всегда, когда преодолеешь нудный недуг и вновь чувствуешь себя здоровым.

Яська чихнул. Смахнул с подбородка семена одуванчика. Шмыгнул влажным носом.

«Э нет, ещё не до конца победил. Простуда, она такая, приставучая!»

— Есть! — воскликнул Колька, выпрямляясь во весь рост и вытирая со лба испарину. — Поддалась-таки, родимая!

— Крепко ты её присандалил.

— Толку-то… — отмахнулся Колька. — Вот если бы Шнырь на ней постоянно сидел, тогда да. А так… зря только старался.

— Скажешь тоже, — Яська не без интереса осмотрел ржавые звенья. — Где ты её нашёл?

— От деда досталась. Он ею противовес на тракторе крепил, так что штука надёжная! — И Колька деловито подёргал отдельные звенья, демонстрируя прочность.

Яська кивнул.

— Да стопудово выдержит!

Колька кивнул в ответ. Быстро сбегал в сарай. Вернулся с пыльным мешком в руках.

— На, вот. Пакуй.

— А ты?

— А чего я? Без меня, что ли, не управишься?!

Яська в недоумении развёл руками — ничего он такого и не думал, просто так спросил.

Колька тут же обуздал выросшее буквально на ровном месте недовольство и примирительно сказал:

— А я кое-чего ещё прихвачу.

Когда Яська закончил возиться с цепью и мешком, Колька был уже рядом. Улыбающийся, довольный, всем своим видом излучающий уверенность, что всё выйдет как надо.

Яська тут же поймал себя на том, что подсознательно страшится этого самого «как надо». Оно хоть и не понятно, как именно надо, однако так и кажется, что их надо, со стороны любого взрослого человека будет выглядеть, «как не надо».

Яська помотал головой — опять он увлёкся мыслительной игрой и куда-то соскальзывает или укатывается, наподобие запуленного в кусты мячика.

— Это чтобы грести, — деловито сказал Колька, демонстрируя странную штуку. — Вдруг вёсел не окажется.

Яська почесал затылок.

— А чего это такое?

— Лопатка печная, темнота, — Колька качнул лопаткой в Яськину сторону, в попытке тюкнуть друга по темечку. — На такой Баба Яга в сказке пыталась Иванушку-дурачка поджарить! Неужто не знаешь?

Яська отстранился от греха подальше — ну его этого Кольку.

— Знаю я. Позабыл просто.

Колька расплылся ещё шире.

Яська не утерпел.

— Ты бы ещё совковую лопату прихватил!

— Чтобы ты ею грёб?

— Чтоб ты помалкивал.

Колька засмеялся. Потом снова сделался серьёзным, перекинул лопатку на плечё, будто часовой ружьё, и поманил за собой.

— Идём пока нас моя бабушка не вычислила.

— Боишься? — попытался пошутить Яська.

Колька остался серьёзным.

— Просто неохота врать снова.

Яська проглотил ответную колкость, и они двинули в сторону усадьбы Юлия Валентиновича.

Пробирались преимущественно задами, через жиденькие палисадники, ухоженные делянки и садики. Пару раз устраивали привал, чтобы перевести дух и полакомиться несозревшими яблоками. Так всегда: пока ждёшь, хочется всего и сразу, а как всё это разнообразие недельки через две раскинется во всём своём великолепии — на языке оскомина от одного лишь вида. Яська помнил мамины упрёки: мол, по весне годны даже яблочные соцветия съесть, а как август-месяц на дворе — так нам вроде как и ничего не надо. Человек, он такой: не постоянный в своих желаниях. И это ещё мягко сказано.

В Яськином классе училась девочка, которая, например, могла съесть селёдку и запить её сладким чаем… Секанова Людка, она такая, хлебом не корми, дай только кому-нибудь аппетит испортить своим жутким меню. Как только желудок терпит такое несносное поведение? Давно уже пора вывернуться наизнанку хотя бы профилактики ради!

Навстречу никто не попадался, так что, в конце концов, даже сделалось немного скучно. Яська открыл было рот, чтобы завести какую-нибудь беседу, но Колька тут же шикнул — пришли. Яська уставился на дощатый забор с завитушками и аккуратно скинул с плеча мешок. Приглушённо звякнуло. Колька вырос, словно из-под земли, и показал кулак.

Яська стиснул зубы, чтобы не проронить ни звука.

— Я с утра заходил к Юлию Валентиновичу, разведать, так сказать, обстановку — прикинулся, что за спичками послали, — Колька прислонил лопатку к забору и на взгляд прикинул высоту.