Лариса Капицына - Дело №346

– Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? Ведь еще ничего не известно.

Черных присел на стул и, зажав ладони коленями, заговорил с тоской:

– Знаете, я почти уверен, что больше ее не увижу. Какое-то внутреннее ощущение. Я же говорю, мы чувствовали друг друга. Не знаю, жива ли она, здорова ли. Но то, что мы не увидимся – это точно.

– Возьмите себя в руки. Будьте мужчиной.

– Поверьте, я стараюсь. – он устало пожал плечами.

– Вы должны рассказать все: каких вещей нет на месте, чего нет из одежды и так далее, сумочка, документы, сотовый телефон…

– Все осталось дома. Я уже проверил. Не считайте меня идиотом.

– Так когда вы говорите, она ответила вам последний раз?

– В начале четвертого. Время можно уточнить по телефону. Около пяти я уже был дома.

– Значит, будем считать, что с ней что-то произошло где-то между тремя и пятью часами. Так?

– Наверное.

– У нее есть близкие подруги?

Черных ответил неохотно:

– Она очень близка со своей сестрой. Тамара Павловна Кваскова. Живет за городом, в коттеджном поселке «Спутник», Садовая, 4. Я уже звонил ей, она ничего не знает. Только разволновал ее. Хотя мне плевать, мы друг друга терпеть не можем.

– Что так?

– Я считаю ее самодуркой, и никогда не понимал, что может у них быть общего. Но, в общем это совершенно неважно сейчас… Что мне делать?

– Работать вы сегодня все равно не сможете. Я бы на вашем месте поехал домой. Кто знает? Может она уже дома. Если нет, ждите нашего звонка и думайте. Думайте, куда она могла пойти или поехать, ну скажем, если бы хотела побыть немного в одиночестве, отдохнуть от семейной жизни, от мужа…

– На что вы намекаете? – возмутился Черных.

– Боже упаси! И еще один вопрос, который меня, признаться, сильно интересует. Вы связываете смерть Тучкова с исчезновением вашей жены?

– Тучкова? О, господи! Да я даже не вспомнил про него, если честно. Разумеется, я никак не связываю эти два события. Они даже не были знакомы. Моя жена не обязана знать каждого сотрудника лично.

– А вот я уверен, что таких совпадений не бывает. В пятницу умер один человек, сегодня пропал другой. Ваша жена знала о его самоубийстве?

– Я не стал ей говорить. Не хотел ее расстраивать.

– А что, она бы сильно расстроилась?

– Она бы расстроилась просто потому, что кто-то умер. Она очень чувствительный человек. – в голосе Черных звучало плохо скрытое раздражение. – Тучков меня сейчас совершенно не волнует. Меня волнует моя жена и ничего больше. – Черных вдруг обмяк, жалко улыбнулся, словно извиняясь за свою раздражительность. Казалось еще чуть-чуть и он разрыдается. Он взял себя в руки, снова улыбнулся:

– Пожалуй, вы правы. Поеду домой. У меня, кажется, подскочило давление и чувствую я себя отвратительно. Что вы намерены делать?

– Для начала поеду к этой Квасковой. Может быть, ваша жена решила вас разыграть с ее помощью? Вы говорили, помнится, что уделяете ей мало внимания. Женщины иногда прибегают к таким странным методам, чтобы напомнить о себе не слишком внимтаельному мужу.

– Абсурд! Моя жена никогда бы так не поступила.

– Кстати! – Мешков задержался на выходе. – Этот сотрудник… Бурцев сегодня вышел на работу?

– Нет. Но он звонил в клинику. Сказал, что взял больничный. Кажется, у него грипп.

Она все молотила и молотила кулаками по его двери, так что Савва решил, что лучше ему открыть, пока соседи не разозлились и не вышвырнули ее из подъезда. В том, что это она, Савва не сомневался.

Девушка с синими глазами сидела на корточках, прислонившись к стене, и смотрела на него снизу вверх.

Она сказала очень отчетливо, что иногда бывает удивительно настырной, она бы сидела здесь до тех пор, пока он не открыл бы дверь, ночь, неделю, месяц… И вдруг, помолчав, добавила:

– Можешь ударить меня, если хочешь…

Савва ответил насмешливо:

– Принципиально не бью женщин и детей.

– И мужчин тоже. – она поднялась. – Ты пустишь меня в квартиру, или мы будем говорить на лестнице?

И они вошли в квартиру. И стали говорить. Вернее, говорить стал Савва.

Он сказал, что она просто обязана выслушать его. Она может считать его кем угодно, презирать его, считать его ничтожеством, но сегодня она выслушает его, тем более, что она так стучала в дверь, что поставила на уши весь подъезд.

Она посмотрела на него испуганно и согласно кивнула.

И Савва говорил. Он сказал, что она всегда относилась к нему с пренебрежением. С самого начала. И он ничего не имеет против. Он не Бог весть какая находка. И наверное не слишком хороший друг. И вообще, никогда не обольщался на свой счет. И что бы она не сказала о нем, это его не слишком обидит, потому что он все знает о себе и сам. Но Грин!

Грин – всегда был особенным. Даже если то, что она сказала сегодня – правда. Даже если она не выдумала ни одного слова, Грин не заслуживает презрения. Может быть, ему было страшно жить, может быть, он просыпался, потея от страха и засыпал, трясясь под одеялом. Может быть. Но рядом с ним было не страшно жить другим. Ему, например. А разве может дать это ощущение трусливый человек? Нет, не может. И мужество ведь не в том, что ты как глупое бревно ничего не боишься. Жизнь полна опасностей, и любой нормальный человек это понимает. Ничего не бояться только дебилы. Мужество в том, чтобы каждый день садиться на мотоцикл и мчаться по автостраде с бешеной скоростью, смутно догадываясь, что рано или поздно этот мотоцикл тебя и угробит. Вот он, Савва, действительно трус, у него нет никаких психических заболеваний, а он боится каждого куста в сумерках и, что хуже всего, таким и останется. И ничего, ничего не может с этим поделать! Но Грин…

Савва говорил, бросая на нее быстрые взгляды, боясь, что она перебьет его или станет усмехаться. И еще он подумал, что она, наверное, сейчас развернется и уйдет. Это было вполне в ее стиле. Но его уже понесло. Не остановить! Он сказал, что никогда, ни за что не позволит ей говорить гадости про Грина, и что если она еще раз скажет что-нибудь подобное, то она просто конченная сука и пусть катится ко всем чертям. Вот.

Она не посмеялась над его словами. И не ушла, громко хлопнув дверью.

Она подошла к нему совсем близко и посмотрела на него внимательно.

– Странно. Ты выше меня на целую голову. А помнишь, в детстве мы часто мерялись ростом, и я всегда оказывалась выше тебя на пару сантиметров, помнишь?

– Помню, – ответил Савва, сбитый с толку ее словами, немного волнуясь от ее внимательного взгляда и оттого, что она стояла так близко.

– Похоже, слово «помнишь» стало главным в моей жизни. Да и в твоей тоже… – она усмехнулась, но тут же спохватилась и заговорила серьезно.

Она сказала, что если бы была на его месте, то излупила бы себя до смерти, такой мерзкой и гадкой она показалась себе сегодня. И напрасно он думает, что она относилась к нему как к какому-то ничтожеству.