Александр Арбеков - Две ипостаси одной странной жизни

— Это что за скрипка?

— В смысле?

— Кто её сделал?

— Страдивари…

— Кто?! — затрепетал я.

— Вы не волнуйтесь так, Маэстро! — виновато произнёс директор. — Скрипка отнюдь не работы самого Антонио Страдивари. Её сотворил всего-навсего его старший сын — Франческо.

— Так, так… Всего-навсего, говорите, — у меня вдруг задрожали руки. — У вас найдётся обычный стакан водки?

— Конечно, конечно, его уже несут! Все же знают, что вы, будучи трезвым, не играете.

После водки я приободрился, бережно взял скрипку с белоснежной скатерти, осторожно тронул смычком струны, с наслаждением ощутил волшебный звук, а потом заиграл так решительно, мощно, бесшабашно и бешено, что с потолка посыпалась штукатурка. О, что я вытворял! Какие были импровизации! Младшая дочка олигарха выронила свой мобильник и потеряла сознание через пять-семь минут, а старшая через десять. Сам директор продержался минут двенадцать. Я играл и играл, пылая и трепеща. Аристарха-Ивана я уже давно не видел рядом с собой, так как он видимо находился в безнадёжно бессознательном положении под столом.

Я закончил играть и поклонился публике, а потом с трепетом положил скрипку на стол. Почему-то я не услышал аплодисментов. Странно… Крайне странно и непривычно. Я осмотрелся вокруг. Все — и олигарх, и его дочки, и мой товарищ, и два официанта, и бармен, и два десятка посетителей лежали без сознания на полу. Ничего себе! Это же надо! Дамы и господа! До настоящего и полноценного концерта вам ещё жить, да жить!

Короче, к вечеру кабак был набит до отказа и под завязку. Да, сколько же хозяин заработает за этот благословенный вечер! Надо будет обязательно посоветовать олигарху пожертвовать часть суммы на благотворительность. Святое дело!

Мне-то ничего не надо. У меня всего хватает. Ну, а если хозяин откажется жертвовать, то я им займусь по серьёзному, по полной программе. Обрез мой потаённый и двуствольный, не дремлет и всегда наготове!

Мы с очнувшимся Аристархом-Иваном пили уже довольно долго и стали ловить нетерпеливые взгляды публики.

— Пора, мой друг, пора, — мрачно произнёс я и вышел на подиум, или как он там называется. — Господа! Кто-нибудь из вас умеет играть на волынке? — спросил я.

Мёртвая тишина была мне ответом.

— Так, понятно… — взял я в руки скрипку работы Франческо Страдивари. — Так, так… В связи с тем, что я не могу одновременно играть на двух инструментах, то из двух оных я выбираю один, тот, который самый отточенный, душераздирающий и важный среди всех. Её Величество Скрипка! Только она способна пробуждать в нас самые потаённые чувства, желания, трепет, стремления и страсти. Скрипка и только скрипка! И пока ничего более!

— Браво! Брависсимо! — восторженно зааплодировала публика.

— Господа! Да что же такое сегодня происходит?! — возмутился и встревожился я. — Я, вообще-то, ещё к скрипке даже почти и не притронулся.

— Браво! Брависсимо!!!

— Что-то не то творится, — мрачно подумал я вслух, мгновенно трезвея. — Что, все находятся под каким-то гипнозом? Ничего не понимаю.

— Браво, брависсимо, Маэстро!!!

— Хорошо. Отлично! Публику в любом случае разочаровывать нельзя, — я решительно сжал рукой скрипку и спросил у аудитории. — Уважаемые господа и дамы. Чего пожелаете?

Посыпались самые разные предложения, в результате чего и я и все вокруг очень быстро запутались.

— Так, предлагаю не совсем обычный сценарий для нашего вечера. Всё-таки мы в кабаке, да простит меня за это грубое слово хозяин данного великолепного заведения. Давайте начнём с моей всем известной композиции «Эх, цыгане! Пляски до утра!», затем я исполню «Венгерскую балладу», а потом «Гусарский романс» и вслед за ними «Утреннюю Румынскую сонату», а потом перейдём на классику. Ну, и перед окончанием концерта я исполню на волынке «Марш непокорённых шотландцев»!

— Да, да!!! Брависсимо!!! О, Маэстро!!!

Я с большим сомнением посмотрел на гудящую и стонущую аудиторию, переполнившую весь зал ресторана. Они что, все до единого обкололись и наелись всяких там таблеток и нанюхались кокаина? Накурились всем известной травы?! Невероятно! Что такое происходит? Ничего не пойму! Умопомрачение какое-то! Ну, ладно. Начнём.

Я заиграл так, что публика через десять минут почти сошла с ума. Начались лихие пляски. Раздавались дикие крики, возгласы, вопли и визги. Пиво, вино, водка, коньяк и всё остальное лилось рекой. До классики, а тем более до волынки я всё никак не мог добраться. Публика требовала повторения моих всем известных попсовых произведений по десять раз.

В один из коротких перерывов ко мне подошёл Иван-Аристарх и осторожно спросил:

— Тебе не кажется, Маэстро, что как-то всё подозрительно, загадочно, тревожно и непонятно?

— Да, кажется…

— Давай смоемся. Что-то не то тут происходит.

— Да. Как-то всё замутнено и действительно непонятно… Согласен. Как бы меня и даже тебя не растерзали в один прекрасный момент. Публика вот-вот окончательно и бесповоротно сойдёт с ума. Явно пора смываться от греха подальше.

— Ты прав, — напрягся Аристарх. — План таков. Идём, якобы, в туалет, и быстро ретируемся через окно.

— Боже, как сложно! Там имеется только маленькая форточка, в которую нам не пролезть, — поморщился я, а потом крикнул. — Господа! Сейчас мы с моим другом оставим вас на несколько минут, покурим на свежем воздухе, а потом веселье продолжится!

— Браво! Великолепно! Замечательно!!! Брависсимо!!! О, Маэстро!

Мы с Иваном-Аристархом весьма поспешно покинули заведение. При этом я не забыл прихватить с собой скрипку и даже волынку.

Я снова лежал между великолепных ног Натальи и чувственно целовал её пальчики и довольно упругие, но в то же время сладкие и очень нежные бёдра, а также влажные и чувственные складочки, расположенные между ними и животиком, которые сводили меня с ума.

— Слушай, а расскажи мне что-нибудь о своих женщинах, которые были в твоём давнем и в недавнем прошлом, — вдруг сказала Наталья.

— Зачем тебе это? Не понял, — насторожился, а потом очень сильно встревожился я. — Что за странная и необычная просьба?

— Почему странная?

— Дело в том, что все мои истории любви имеют печальный конец. Крайне печальный конец, вернее — концы. И, вообще-то, истории любой любви очень интимны и не передаются пересказу.

— А почему у всех у них конец или концы были крайне печальны? — усмехнулась женщина.

— Потому что я являюсь всем известным идиотом, негодяем, мудаком, полным дураком и почти абсолютным придурком.

— Вот как? Очень самокритично. Интересно… А почему ты всего лишь почти абсолютный придурок?