Иван Катавасов - Ярмо Господне

С этой целью я давным-давно в надежде на положительный результат моих исследований теургически перековал и переименовал мой меч-бастард. До того он у меня значился на немудрящей кухонной латыни Фламмабилисом…

— А стал греческим Престеросом, пламенным вихрем, — охотно откликнулся Филипп, поддержав беседу. — Если мне не изменяет память, об оном метеорологическом явлении, доселе неопознанном продвинутым секулярным естествознанием, упоминают Аристотель и Гераклит. Хотя на испанском так теперь называют смерч или торнадо…

С нечаянным вояжем в Африку рыцарь Филипп благонамеренно смирился, прежние воскресные планы отложил на потом.

«И вообще, православная духовная неделя начинается с воскресенья. Соблюдай молитвами святыми, если празднество Антипасхи на дворе. Это вам не антоним и не аллегорическое мирское обыденное зло, олицетворенное в Антихристе…

Ага, сейчас понятненько, отчего наш Патрикей Еремеич так осерчал на себя самого и на голозадых волхователей взбеленился. Насилу неотработанный толком ритуал сдерживал и направлял. Манипуляции с древней батальной теургией не хухры-мухры и для адептов, дебита ностра.

А мой Регул и его Престер своя своих познаша от античной эпохи во многая мудрости и печали….»

— Насколько я понимаю, сэр Патрик, вы предприняли обширное ноогностическое исследование в области прикладной теологии касательно парадигматики телеологических и этических доказательств бытия Божия.

— Вы правы, мой проницательный мистер Фил Ирнив. И вы, конечно же, рассчитываете дознаться о моих синтагмах, несколько касающихся физической сущности престера как атмосферного оружия Гнева Господня, не так ли?

— Безусловно, сэр Патрик, безусловно.

Филипп пришел в отменное настроение духа и даже посочувствовал Насте с Марией, отделенных аудиозащитой, недоуменно и хмуро гадающих о чем таком секретном он беседует тет-а-тет с адептом Патриком. Уж не о том ли, чтобы вскорости усилить, усугубить интенсивность их тренировок и занятий?

«Невдомек нашим грустным девочкам, как опростоволосился и обмишурился знаменитый адепт. Наверняка повеселились втихаря меж собой, кабы смогли сообразить что к чему. Отнюдь не само собой умиротворяя славянских волхователей, их непререкаемый и досточтимый прецептор авторитетно размахался с ломом и кувалдой там, где следовало тонко и умно действовать хирургическим скальпелем.

Вот уж точно, по-простецки махнул, толком не подумавши, из ядерной гаубицы по воробьям. Потому и местность оба раза пришлось тотально дезактивировать… Во избежание будущего, чреватого нехорошими чреватостями…»

В очередной раз удостоверившись, что на всякого мудреца довольно простоты в меру поговорочных тривиальностей, подтверждаемых речевыми трюизмами, смиренномудрый брат Филипп приготовился исповедовать кроткого брата Патрика. «В языковом человеческом измышлении без эпитетов, плеоназмов, тавтологий и неоднократных челночных ретроспектив ну никак не обойдешься…»

— …Каюсь, брат Фил, моя тогдашняя самонадеянность сослужила мне плохую службу, — откровенно выложил рыцарь Патрик, завершив исповедь. — К моему величайшему нынешнему сожалению, вынужден признать: ваши три немудрящих «крестоцвета-исправителя» в зеркальном отражении над Перуновым городищем я не просто усилил, но крайне необдуманно подменил четырехмерным престеросом.

После же над озером, когда мы кооперировано раскрыли «глаз Пигмалиона» в целях нейтрализации магии, я окончательно разрядил мой ритуал. Увы, брат Фил, его неизбежного воздействия с лихвой хватило на всех, кроме тебя, защищенного пророчеством асилума, и меня, недостойного теурга, опрометчиво манипулировавшего запредельными сверхрациональными силами и знаниями.

— В рациональной метрике эвклидова пространства престерос выглядит как флерон-крестоцвет? — не замедлил поинтересоваться Филипп.

— О да, коллега, — не изменил собственной невозмутимости лорд Патрик, приступив к научной аналитике.

«Раскаяться-то наш адепт раскаялся и покаялся, но как истый техногностик отступать от намеченного плана экспериментальных исследований вовсе не намерен. Отрицательный результат есть тоже результат, учитывая хренову гору и чертову дюжину побочных эффектов, а также постэффектов…»

— Рационально, мой дорогой сэр Фил, престер представляет собой тот же крестоцвет-флерон в секущей плоскости. Фактически он и есть вращающаяся вокруг своей оси винтовая поверхность крестоцвета, ритуально освоенного рыцарями Благодати Господней в начале XI века.

Отсюда, по сути факта, происходит архитектурный декор, украшающий шпили многих готических соборов. Секуляры не могли не заметить применение ритуала и потому посчитали флерон благословенным знаком, отвращающим в окрестностях зловредительную магию и злонамеренное колдовство, и кроме того, защищающим от обычных грозовых разрядов.

Аналогично древние греки время от времени замечали ряд эффектов от использования престероса Архонтами Харизмы в качестве небесного оружия, непостижимым для мирян образом разрушавшего культовые сооружения, мегалиты, кромлехи, анимистические кумирни, если, по мнению античных харизматиков, там происходили извращенные мистерии и волхования. Иногда наши языческие предтечи прибегали к престеросу и в смертельных схватках между собой.

Когда в тысячелетней харизматической войне архонты высших градаций посвящения тотально истребили друг друга, алгоритм мистерии оказался утраченным. Их ученики-эпигоны смогли лишь восстановить плоскостную парадигму крестоцвета, откуда позднее возник средневековый ритуал положительного умиротворения «arceo vulgus profanum», то есть массового поражения магии и колдовства в метафизической диалектике отрицания отрицания.

Я так же исходил из данного диалектического ритуала, хотя разрабатывал принципиально отрицательный телеологический аргумент, поскольку спиритуально и субстанционально престер должен представлять собой неограниченно расширяющийся геликоид, сходящий на конус в точке приложения силы, спираль, сворачивающую вокруг себя релятивистское пространство-время.

В физической реальности престерос Архонтов Харизмы был аналогом плазменного веретенообразного импульсного вихря. Несмотря на то, в большинстве случаев это физическое явление принимает относительно стабильную гравитационную форму шаровой молнии-файербола. И то и другое суть варианты применения грубой силы к материальной действительности, захватывая большую площадь поражения.

В отличительном сравнении с нашими не слишком образованными предшественниками, мы действуем значительно изощреннее, я бы сказал, изящнее, более изысканно, щепетильнее, обладая новыми и старыми силами, прежними и современными знаниями, расширенным обновленным верифицированным опытом минувших поколений исследователей и ученых, какие внесли неоспоримый вклад в эволюцию познания. Так, в разработанном мною ритуале, в переосмысленной эпигностике старый добрый пламенный вихрь престерос оптически и аноптически может принимать иные формы, модели ограниченных криволинейными поверхностями стереометрических тел, зачастую воспринимаемых адекватно привычным невооруженному глазу катафатическим аналогиям бытия.