Иван Катавасов - Ярмо Господне

Господи, помилуй и спаси! Если она под наши души копает, подозреваемых мягко окучивает, кругами инквизиции ходит, обходит… Топ-топ, и за сраку хвать, больно…

Деваться некуда, сквайр Константин исключительно знает свое место, орденский долг блюдет молитвами святыми, неукоснительно и необходимо…»

В ритуальной церемонии титулования субалтерна-неофита Виктории, состоявшейся в пятницу на закате, сквайр Константин принял весьма деятельное участие в роли восприемника.

«…Будет чем похвастаться перед сэром Квентином. Заодно и предупредить полунамеком старого боевого товарища. Мол, держи мушку на макушке, девка-то с подвохом…

Ишь, нос задирает, царевна амазонская! Никого в упор не видит…

Не зря рыцарь Филипп этой куколке куртуазности строит, чуть ли не мелким бесом увивается…»

По завершении церемониального посвящения в сквайры субалтерна Виктории рыцарь Филипп велеречиво и обходительно попросил всех удалиться из орденской часовни кроме горделивой виновницы торжества и ее прецептора дамы Прасковьи:

— …Ввиду предстоящего особого таинства, милостивые государи и государыни…

Необходимые объяснения и бесцеремонную команду впервые за четыре дня несколько удивленная Вика получила от Прасковьи:

— Баста церемониться, барышня титулярная! По настоятельному требованию твоего арматора дамы Анастасии велено тебя раскольцевать.

Бегом марш в ризницу разоблачаться догола. Там завернешься благоуместно в черно-белую мантию сквайра и айн момент к нам назад.

На все про все тебе 20 секунд, девушка. Время пошло!..

Два золотых колечка, с печальным звоном раскатившихся по малахитовому полу часовни, Прасковья подобрала и с шутливым поклоном вручила Вике:

— Сим плоть победиша, дево раскольцованное! Коли твоя арматорша Настя разрешит, инда сможешь опять пирсинг на ниппелях сделать, приколистка.

Если надумаешь по орденскому обычаю депилировать себе девичью стыдобу шерстистую, ради Бога завсегда пожалуйста. Для того запорное колечко над похотничком сама снимешь. Иль кто-нибудь тебя сподобит избавиться от него чуток пораньше…

Прасковья усмехнулась, заметив, как Вика презрительно пожала плечами. Скажите на милость, зачем кому-то эти мужчины?

С молчаливого одобрения рыцаря Филиппа дама Прасковья продолжила чудесным образом удивлять субалтерна Викторию:

— Бей ногами лежачего, хватай руками стоячего, дево девственное. Сверх положенного денежного содержания сквайра по рангу и чину вот тебе, девушка фабришная, еще чудо-карточка на 200 косарей баксов.

Это тебе на случай непредвиденных и предвиденных ситуативных расходов. Например, на девичьи прокладки-промокашки. Сама знаешь, нонеча в вашем секулярном Дожинске импортные предметы женской гигиены дороговато обходятся. Просто так их не укупишь…

В дырявой экономике у местных секуляров истинно чудеса в решете кверху голым задом, с толстой вульвой в оттопырку, менструально, назови меня Парашей…

В довершение вышеназванного пятничного чудотворчества, далеко превзошедшего предзнание и прогностику субалтерна Виктории, рыцарь Филипп рукоположил ее там же на месте в орденской часовне на распознавание языков.

— …Хотелось бы снарядить тебя, Виктория наша Федоровна, сим дарованием, столь полезным в иноземных паломничествах во языцех чужедальних…

По окончании краткого ритуала это пожелание, не терпящее отлагательств и прекословий, рыцарь Филипп объяснил субалтерну Виктории предстоящим ей в воскресенье путешествием в Филадельфию. Этим он окончательно сбил ее с толку, удивил, перекроив план орденской учебной подготовки, добросовестно составленный сквайром Константином.

— …Как только покончим с нашим завтрашним дельцем по предотвращению некромантики, так сразу за океан, милости просим к сударыне-барыне Настасье Ярославне.

До той поры, сквайр второго ранга Виктория, препоручаю вас под командование сквайра Константина и кавалерственной дамы Вероники. Буде не поступят иные указания от меня либо от рыцаря Павла…

По мнению рыцарей Филиппа и Павла, арматор Вероника, подчиненные ей силы и средства впоследствии сработали превосходно, достопамятно предупредив объекты непреложного оперативного воздействия. Очно и заочно бывшая мантичка Маргарита и действующий некромант Алексей получили достаточное внушение, чтобы раскаяться и бесповоротно отрешиться от преступных зловредительных намерений.

«Оптически и аноптически, поганцы, злоумышляющие нечестивое гадание…»

В ночь с пятницы на субботу Маргарите Григорьевне Есилевич привиделся и пригрезился кошмарный медицинский сон. Где-то в хорошо оборудованной операционной ее подвергали обстоятельной кастрации.

Прежде удалили клитор, малые половые губы. Затем хирурги организовали краткий консилиум по поводу экстирпации матки. Словно ненужный аппендикс вырезали и ее, принялись потрошить яичники с придатками. В заключение зашили брюшину заодно с иссеченным преддверием влагалища.

Сколь могла судить доктор Есилевич, чудовищное хирургическое вмешательство осуществлялось без какой-либо местной анестезии, проходило болезненно, мучительно и превесьма компетентно.

Как она ни старалась прервать кошмар, давая себе раз за разом команду проснуться, у нее это никак не получалось.

Над обездвиженным телом, практически не покладая рук и скальпелей, трудилась, работала бригада хирургов, одетых в белые с черным рясы доминиканских монахов. Возглавляла шайку вивисекторов известная доктор Триконич. Под ее началом грамотно действовали бывший муж и сын Маргариты Есилевич. В роли операционной медсестры выступала хорошо ей знакомая голая и сверхмускулистая девица левитатор с окольцованной вульвой. Когда-то эту белобрысую хотела на работу взять, но та стервь отказалась.

Чтобы отвлечься от страшной невыносимой боли, Маргарита изо всех сил, с остервенением пыталась вспомнить, как же, — «… мать-перемать, суки… стебаные… живьем режут», — зовут эту чрезмерно атлетическую мышь белую, летучую.

— Виктория!!! В п… твою мать! — исступленно заорала под утро Маргарита Григорьевна, наконец проснувшись. Вскочила, сна ни в одном глазу, вся в холодном мыльном поту и без промедления устроила личный гинекологический досмотр. Выяснилось: внутренняя поверхность бедер и вульва истерты до болезненной красноты.

Губы искусаны и распухли. Руки трясутся, колени дрожат… «Грудь еще в понедельник гвоздями продырявили, гондоны… стебаные…»

— П… писец подкрался незаметно, то есть невроз, маразм и климакс вместе пришли, — выразилась по-врачебному без эвфемизмов доктор Есилевич, поставив диагноз. — Как по писаному, в детство впала старуха, всю ночь, будто целка не… нестебаная мастурбировала.