Иван Катавасов - Ярмо Господне

— Греховодницы, ничего святого у вас нет.

— Фил, так ведь в православную старину женщины в церковь белье-то не надевали.

— Боярышни груди суровым полотном подвязывали и рубахи носили под сарафанами, длинные.

— И на мне сорочка есть, только короткая, муж мой расписанный…

Отметим в отдельном параграфе: накануне в пятницу Настя и Филипп поставили кое-какие подписи, отлично расписались в самом прямом глагольном смысле.

Называть такое действие гражданским браком никто уж не называет, если под этим в настоящее время только понимают юридически неоформленное сожительство мужчины и женщины под одной крышей, на одной жилплощади. Оказывается, не всем нужны дворцы для записи данного акта гражданского состояния с пошловатой бродячей атрибутикой, «доставшейся нашим новым временам в наследство от проклятого богоборческого прошлого. Во где анафема!»

Вот и Настя с Филиппом сочли неприемлемой ту самую донельзя атеистическую сублимацию и профанацию брачного обряда.

— …Совковая обрядность как совковая лопата, бери больше, кидай дальше, черпай дерьмо глубже. Казенное благословение от государства, попсовый марш Мендельсона, штампованные золотые гайки.

— Потом пьяною толпою цветики возлагать к фаллическому кенотафу на Круглой площади, пошло фоткаться в жесть на фоне газовой горелки.

Мне кажется, Фил, у христианских народов вечный огонь горит лишь в аду. Тому, кто его зажигает на могилах людских, грешным делом идолопоклонствует ему у памятников, предстоит гореть там же, в геенне огненной.

— Языческий культ пращуров у простонародья такой, Настя. На свадьбу мертвым поклониться, на Пасху выпить-закусить на могилках. То и другое — сублимированный животный страх смерти и типичные материалистические суеверия…

Верующая тетка-чиновница, заведующая брачными записями и церемониалом в одном из административных районов Дожинска, будучи благочестивой католичкой, с пониманием отнеслась к религиозным чувствам Филиппа и Насти. «Своя своих познаша».

Вчетвером с Катей и Петром они без каких-либо чуждых им советских церемониалов и наследственного коммунистического атеизма зашли в служебный кабинет доброй самаритянки. Каждый по очереди деловито расписался в указанной графе. Настя пожала ей руку, Филипп поцеловал запястье. Пожелав государственной начальнице милости Божьей, новобрачные и свидетели отправились своей дорогой, разделавшись с юридической формальностью, увы, бюрократически необходимой для настоящего, вовсе не случайного свадебного ритуала.

Наверное, по случаю плохой погоды заурядных прихожан в храме иконы Божьей матери «Утоли моя печали» оказалось всего несколько человек, до глубины души впечатленных пышностью и благолепием венчального обряда. Разве что их слегка озадачила немногочисленность гостей-мирян.

Что ж, у богатых свои причуды. У кого 300 человек на свадьбе, на миру красно пьют-гуляют. А тут их едва дюжина наберется. Важные мужчины в костюмах, женщины сплошь в длинных платьях. Все такие строгие, серьезные, благочестные…

И молодые с родителями очень набожные. Видать, неспроста в храме Божьем венчаются, в святости иноческой…

Служба и венчание рабы Божией Анастасии с рабом Божиим Филиппом происходили в истовой православной обрядности. Многая клир и притч церковный, голосистые певчие расстарались во благости ради своего ревностного прихожанина. Воистину «Исаие ликуй!». Силою и славою венчая…

Истинное таинство православия вершилось у всех на глазах, соединяя сердца и души жениха и невесты. В христианском единомыслии и соборности объединяя действующих лиц, зрителей в задушевном пожелании им счастья, благословенного в вышних.

Горе имамы сердцы, братия и сестринство!

Жестоковыйная теща Стефа Заварзина прослезилась, усовестилась и от всей души желала зятю Филу Ирнееву долгих-долгих лет счастливой жизни с дочерью Анастасией. «Помогай им, Боже!»

Обручальное кольцо невесты Стефании Мартиновне очень и очень приглянулось. «Очень мило и современно: платина, финифть и абстрактный узор из мелких бриллиантиков. Кто знает, тот понимает — не стразы и не фианит…»

Когда Филипп нес Настю к машине, она ему шепнула на ушко:

— Стопудово, Фил! Вот невесте и колечко венчальное. Инициация кавалерственного сигнума, так?

— Именно… Результат храмовой тавматургии. Редко, но нет-нет да случается.

Мы с Пал Семенычем эти три красных солнцеворота мниха Феодора покамест придержим… Поедем и с Божьей помощью организуем тригональный ритуал должным образом.

— Я такая счастливая-счастливая, Фил! Дай я тебя сейчас крепко-накрепко расцелую…

— Не вертись, егоза, не то в лужу уроню. Стыда не оберемся…

До места назначения и к основной массе гостей, прибывающих по графику, свадебный кортеж внедорожников добрался благополучно и вовремя. У бизнес-леди Вероники Триконич иначе быть не может.

Транспорт подан в срок, и гости доставлены по хорошей дороге. В том числе и тетя Агнесса Заварзина с почетом на длинном лимузине для нее одной.

«Миллионерша Триконич лицом в грязь не ударит. Машина богатая, не какой-нибудь бандитский джип».

«Порше-магнум» с шофером Костиком за рулем замыкал колонну, вез Веронику Триконич, новобрачных и посаженого отца. Но в пути машина чуть задержалась по малой нужде невесты.

— Простите, это у нее естественное, от волнения и переживаний. Короче, девочке срочно нужно пописать в кустиках, — на ходу объяснила госпожа Триконич и так же мобильно распорядилась их не ждать: не стоит-де смущать новобрачную…

По личной надобности невесту завезли по бездорожью на лесную поляну, выгрузили в подтаявший грязноватый снег, усыпанный сосновыми иголками. Ритуалом командовала арматор Вероника:

— Стоять здесь, неофит. Лицом на восток. Руку плотно прижать к левой груди. Сигнум ориентировать четко в геометрический центр моего тригона.

Третий луч-динамис твой. Полагаю — движитель чела.

Внимание, дамы и господа! С Богом!

В течение секунды Настин сверхъестественный сигнум в стадии инициации проплавил в снегу три солнцеворота-свастики посолонь, образовав вершины треугольника. Затем каждая метровая выемка в снегу налилась багровой темнотой, рассекаемой зелеными молниями.

Два тяжелых изумрудных луча, медленно выросших из основания треугольника, растаяли в пасмурном небе. Третий уже алый луч-динамис, грянувший из центра тригона, в кратчайший миг горячей вспышкой ослепил Настю и лишил ее чувств.

Пришла она в себя уже в машине, чтобы услышать участливое предложение арматора Вероники:

— Опаньки, оклемалась! Что в лобок, что по лбу. Вижу, Ирнеева, тебе очень хочется пись-пись. Можем остановиться, пока мы в лесу.