Клайв Баркер - Книги крови I-II: Секс, смерть и сияние звезд

— Мы проделали такой путь…

Мик старался сохранять тон обычной беседы. Он не был расположен к распрям.

— Опять богородицы, да?

Мик достал путеводитель и, изо всех сил сдерживаясь, прочитал: «…здесь можно полюбоваться величайшими произведениями сербского изобразительного искусства, включая такой признанный шедевр раскской школы, как „Успение Богородицы“».

Молчание.

Затем Джуд сказал:

— Мне осточертели церкви.

— Это шедевр.

— Если верить твоей дерьмовой брошюрке, они все шедевры.

Мик почувствовал, что теряет самообладание.

— Самое большее — два с половиной часа…

— Говорю тебе, хватит с меня церквей. Меня тошнит от их запаха Тухлый ладан, застарелый пот и ложь…

— Всего лишь небольшой крюк. А потом мы вернемся на эту дорогу и ты прочитаешь мне еще одну лекцию о положении фермеров в Санджаке.

— Я всего лишь пытаюсь поддерживать нормальный разговор об осмысленных вещах, а не этот дерьмовый гон о сербских шедеврах…

— Останови машину!

— Что?

— Останови машину!

Джуд затормозил на обочине. Мик вылез из «фольксвагена».

Шоссе раскалилось, но дул слабый ветерок. Мик вдохнул полной грудью, сделал несколько шагов и встал посреди дороги. Впереди и позади не было ни пешеходов, ни машин. Слева простирались широкие поля, а за ними в полуденном зное плавали вершины далеких холмов. В заросшем кювете краснели бутоны дикого мака. Мик пересек дорогу, нагнулся и сорвал один из цветов.

За его спиной хлопнула дверца автомобиля.

— Для чего мы остановились? — громко спросил Джуд.

Его голос был напряженным, он все еще напрашивался на ссору.

Мик стоял, поигрывая цветком. Мак почти созрел, лепестки осыпались и крупными алыми каплями лежали на сером асфальте.

— Я задал тебе вопрос, — снова сказал Джуд.

Мик оглянулся. Джуд, мрачно хмурясь, стоял у автомобиля. Его брови сошлись в одну тонкую линию от гнева. Но он красив, да; немало женщин рыдали от огорчения, узнав, что он гей. Густые черные усы (всегда в идеальной форме) и глаза, в которые можно смотреть бесконечно и каждый раз видеть новый свет.

«Боже мой, — подумал Мик, — и почему такой чудесный мужчина оказался бесчувственным дерьмом?»

Джуд, в свою очередь, презрительно разглядывал обиженного красавчика на обочине дороги, и его тошнило от этого представления. То, что допустимо для шестнадцатилетнего девственника, в двадцать пять лет вызывает, по меньшей мере, недоверие.

Мик отбросил цветок и стал стягивать майку, обнажая подтянутый живот и худую гладкую грудь. Его волосы взъерошились, когда он снял майку через голову. На лице сияла широкая улыбка. Джуд смотрел на его торс: стройный, не слишком мускулистый. Шрам от аппендицита над поясом потертых джинсов. На шее висела узкая, ярко блестевшая на солнце золотая цепочка Неожиданно для себя Джуд улыбнулся в ответ, и мир частично был восстановлен.

Мик расстегивал ремень.

— Хочешь трахнуться? — не переставая улыбаться, спросил он.

— Бесполезно. — Джуд ответил, хотя и на другой вопрос.

— Что бесполезно?

— Мы не подходим друг другу.

— Давай поспорим?

Он расстегнул молнию и повернулся к пшеничному полю на обочине.

Джуд смотрел, как Мик прокладывал путь в колыхавшемся море. Его загорелая спина была одного цвета с колосьями и почти сливалась с ними. Он предложил опасную игру — тут не Сан-Франциско и даже не Хемпстед. Джуд нервно взглянул на дорогу. По-прежнему безлюдно в обоих направлениях. А Мик, то и дело оборачиваясь, шел в глубь поля и разгребал руками золотистые волны, точно погружался в воды волшебного залива. Какого черта… Рядом никого нет, никто не увидит. Только холмы безмолвно плавились на полуденном солнце, да какая-то потерявшаяся собака сидела у края дороги и поджидала хозяина.

Джуд пошел вслед за Миком, на ходу расстегивая рубашку. Полевая мышка пробежала впереди него, она была в ужасе — ломая колосья, великан прокладывал себе путь громоподобными шагами. Джуд сеял панику и улыбался. Он не хотел зла здешним обитателям, но как они могли узнать об этом? Пожалуй, он растоптал сотни жизней — спелых зерен, жуков, личинок, гусениц, — прежде чем добрался до места, где на подстилке из свежего жнивья лежал Мик, совсем голый и улыбающийся.

Они занялись любовью, испытывая равное удовольствие. Это был драгоценный момент страсти, когда за желанием сразу следовало наслаждение. Они свились руками и ногами, переплелись языками в узел, который мог развязать лишь оргазм, они царапали свои спины, перекатываясь по земле, лаская и целуя друг друга. Они кончили одновременно и услышали тарахтение трактора, проехавшего по дороге, но не обратили на него внимания.

Возвращаясь к машине, они да ходу стряхивали застрявшие в волосах, в ушах, в носках и между пальцами ног колоски и улыбались. Перемирие было установлено если не навсегда, то, по меньшей мере, на несколько часов.

В машине можно было изжариться, и они опустили стекла, чтобы проветрить салон, прежде чем продолжать путь в Нови-Пазар. Часы показывали половину четвертого, впереди было не меньше часа быстрой езды.

Мик сел справа и проговорил:

— Забудем о монастыре, а?

Джуд вздохнул.

— Мне казалось…

— Я не вынесу еще одной долбаной богородицы.

Они оба рассмеялись. Затем поцеловались, снова пробуя друг друга, смешивая слюну с соленым привкусом спермы.

Следующий день выдался солнечным, но не слишком жарким. Голубое небо постепенно затягивалось тонкой облачной дымкой, не затенявшей ярких лучей дневного света. Свежий утренний воздух щекотал ноздри, как запах эфира или мяты.

Васлав Еловсек смотрел на голубей, круживших над главной площадью города и стоявшими там машинами — военными и гражданскими. В воздухе витало деловитое возбуждение, его чувствовали все мужчины, женщины и дети Пополака, и оно не могло не передаваться голубям. Вот почему они подлетали так близко, взмывали вверх, опускались и сновали между колесами: они знали, что в такой день ничто не причинит им вреда.

Он снова взглянул на небо. Облачная дымка понемногу сгущалась. Не идеальные условия для празднества В голове промелькнуло английское выражение, он слышал эту фразу от одного приятеля: «иметь голову в облаках». Насколько он понимал, выражение означало — мечтать о чем-то несбыточном, жить туманными грезами. Он криво усмехнулся. Да, Запад не знал об облаках ничего, кроме того, что они приносят сны и бесплодные мечтания. Сегодняшнее зрелище подтвердит, что поговорка правдива. Здесь, на холмах, эта фраза оживет.

Голова в облаках.

На площадь недавно прибыл первый отряд. Двое или трое заболели и не смогли прийти, но им тотчас нашлась замена. Да с какой готовностью! Запасные, услышав свои имена и номера, вышли из строя с широкими улыбками на лицах и заняли пустующее место в почти сформированной конечности. Чудесная организованность, каждый знает свое положение и свое дело. Ни суеты, ни криков, никто не повышает голос громче взволнованного шепота. Он восхищенно наблюдал за слаженной и быстрой работой, за отточенными движениями рук с веревками и ремнями.