Елена Кисель - Синий, который красный

Все же пришлось использовать от этих тварей «беретту». Дара со своими артефактами тут справилась бы быстрее, но стоило ей отвлечься — как по ним начинали бить из пушек, намекая, что роли в этой игре менять нельзя. Да и девчонка уже вошла в азарт, ей непременно нужно было прошибить стазис, а отвлечься, даже на секунды, чтобы очистить небеса, она не желала.

— Ты его не пробьешь! — рявкнул Ковальски. — Рассчитан на оборону Кордона!

— Не на оборону Одонара!

И Дара взялась за работу еще с большим усердием. Вяжущее движение пальцами, артефакт послан, поднять второй на нужный уровень, артефакт послан…

Большая разница, подумал Ковальски, прицеливаясь в который раз. Телесная магия, артемагия — все одним миром мазаны.

А то, что у него остается шесть патронов — это нехорошо.

К счастью, он никогда не был сторонником американского стиля стрельбы: выпусти как можно больше пуль, а потом приоткрой глаза и посмотри, куда они попали. Ковальски стрелял редко, но метко, предпочитал менять позиции и прицеливаться до степени «наверняка».

Но что прикажешь делать, если ты почти прицелился, а на тебя из-под небес с пронзительным шипом пикируют еще три аспида, и ты для них — тоже «наверняка», если не сменишь позицию опять?

Чёртовы твари плюются пламенем метров на десять, к тому же. Летучие струйные огнемёты, чтоб их.

У него уже только пять патронов, а девчонка только вспотела малость. Поневоле захочешь изучать артемагию.

Как раз в тот момент, когда Макс Ковальски это подумал, артефакты вокруг Дары упали на землю, оставив только щит да острие копья в воздухе. Девчонка с сосредоточенным видом проводила руками над острием, губы ее шевелились, а глаза были настолько зелеными, что Максу невольно вспомнился тот самый браслет.

Несколько залпов раздалось одновременно, он успел упасть, а может, его подбросило, стало солоно во рту и зазвенело в ушах. Приподнимаясь на обгоревшей траве, Макс увидел только необыкновенно близко, что Дара еще стоит, хотя щит перед ней уже рассыпался в прах, что с кончика носа артемагини капает пот и смешивается с кровью — на лбу была ссадина…

Потом Дара резким движением сорвала с головы металлический обруч, и швырнула, но не в сторону стазиса или какой-нибудь улитки, а вверх. Обруч, яростно закрутившись, взмыл сплошной, чуть светящейся линией — и неожиданно прорвался вовне. За пределами стазиса, в воздухе грохнул. взрыв, который заставил одну из улиток пошатнуться и рвануть в сторону.

Чересчур резво для улитки.

А потом осколок копья оторвался от ладони Дары и тоже взлетел — и впился прямо в шею одного из аспидов. Может, тот и закричал от боли, Ковальски этого почему-то не услышал. Он увидел только, как раненая нежить понеслась под защиту тех, кого считала хозяевами — к ближайшей улитке, что-то вспыхнуло, запахло озоном, и полыхнуло так, будто на улитку сбросили как минимум ящик тротила…

«Стазису конец, — успокоено подумал Макс, потом вспомнил, что осталось еще пять эмельхатин и додумал: — Нам тоже».

Дара уже не могла стоять — упала на колени — но держала голову сама и усмехалась угрюмой, взрослой усмешкой.

Эту усмешку должна была стереть только смерть, но сегодня смерть что-то припозднилась и прислала вместо себя очень необычного вестника. Усмешка пропала с лица Дары, когда она увидела, как со стороны Прыгунков с невероятной скоростью мчится огромная улитка.

Она поднимала клубы пыли, и это не было галлюцинацией.

— Ой-ей, жухляк! — ругался Кристо внутри эмельхатины, поворачивая джойстиком вправо-влево, чтобы вписаться между остальными улитками. — Чтоб им всем Холдону портянки стирать!

На пару секунд он замешкался — на экранах было же шесть улиток, а не пять улиток и большая воронка! Но потом решил, что это дело рук Дары и попытался сосредоточиться.

Управлять было вполне себе легко, если представить, как ты рубишься в какую-нибудь контрабандную игру. Может, контрабандисты их затем и таскают через Кордон в таком количестве? Кристо поглядел на экран, тот был очень хорошо повернут: на нем как раз отражались те самые эмельхатины, между которыми он собирался проползти. Озадаченные такие, но Кристо сам был озадаченным и не стал заморачиваться.

— У-у, смуррилы! — это по нему начали стрелять, но не попали, потому как эмельхатина попалась уж очень быстроходная. И на чём это она летает так, на слизи своей, что ли? Она скорость-то набрала ещё в самих Прыгунках, правда, Кристо по неопытности пару раз вписался в чужие панцири, а потом ещё чуть в дерево раз не вьехал, да эмельхатина сама отвернула: видать, поняла, что возница неопытный. А по дороге-то уж неслась — залюбуешься. Теперь вот живо доползла до Дары и Ковальски, Кристо выскочил из-за пульта и понесся открывать дверь.

Откуда сила взялась в руках-ногах? Добежал до двери за пару секунд, почесал в затылке: кто его знает, как эту дверь открывать? — применил силовой поток, дверь распахнулась.

Он сразу нашёл глазами Дару — метрах в двадцати, удачно, — а уже потом сказал фразу, которую мечтал выродить из себя лет, наверное, с трех, как впервые увидел дракси:

— Залезай, прокачу!

Но Дара только тупо хлопала на него глазами, что, вообще-то, больше было в ходу у самого Кристо. Особенно на уроках.

Ковальски сориентировался быстрее: он перекатился на бок и вскочил на ноги, как только заметил улитку. Сначала было вскинул «беретту» и взял на прицел — на случай, если таким образом с ними решили покончить. Но как только в дверях показалась физиономия Кристо, Ковальски уже бежал ко входу.

Он только на секунду задержался, чтобы сгрести в охапку затормозившую Дару.

Кристо не стал ждать, пока эти двое пронесутся мимо него. Сейчас он думал только тем своим особо чувствительным органом, в котором располагался инстинкт самосохранения: наверное, печенкой.

Потому, как только он увидел, что Ковальски и Дара близко — он проорал вторую шикарную фразу, которую сам выдумал только что:

— Уносим панцирь! — понесся в комнатку управления быстрее стрижа, и сноровисто тронул улитку с места.

Ковальски первым делом привел в порядок дверь, чтобы не болталась. Зубы постукивали, адреналиновый стресс, сказали бы сослуживцы. Рубашка в очередной раз порвана, а в «беретте» — целых пять пуль.

Наверное, это и есть его белая полоса.

Дара сидела так, как он ее опустил на пол — как ненужная кукла, широко раскрытые глаза — в одну точку. Первое, что она сказала, было:

— Больше не смей меня трогать.

Ковальски прошел мимо нее, не говоря ни слова. Настроилась на смерть, пусть отойдет, а лучше — пусть и остается в этом же состоянии. Они еще далеко не выбрались.

Он распахнул ту дверь, за которой скрылся Кристо.