Кристофер Сташеф - Волшебник на пути. Последний путь чародея

— Что за религия такая? — спросил ирландец. Алеа округлила глаза, но затем оправилась.

— Это… поклонение высшему Существу, и жизнь в соответствии с принципами, изложенными тем Существом в виде откровения.

— О. — Корли закатил глаза к небу, потирая подбородок. — Нет, нельзя сказать, что у нас были религии как таковые. Вот философии, это другое дело, понимание того, как все состыкуется в великое целое, которое может быть, а может и не быть Существом. Само собой, были некоторые, поклонявшиеся своим предкам — но это вполне можно понять, когда предки способны в любую ночь явиться на зов.

— Э, да, полагаю так, — согласилась Алеа, чувствуя себя ошеломлённой. — Но как же могло такое свободное и серьёзное общество развалиться на это лоскутное одеяло из мелких деспотий, подкреплённых «магией» фокусничества и немногих пси–сил?

— Как там гласит пословица? — подумал вслух Корли — «На свет ежеминутно рождается простак».

— «И двое — обобрать его до нитки» [13] Это изречение принадлежит Ф. Т. Барнуму (1810— 1891) — американскому импресарио, «отцу рекламы» и создателю кунсткамеры, где доверчивой публике показывали всякие чудеса вроде «русалок с островов Фиджи» и т. п. Обычно данное присловье вольно переводят как «На наш век простаков хватит». , — хором подхватили Конн с Ранульфом.

— Вы ведь не те самые двое, не правда ли? Призрачная парочка только ухмыльнулась в ответ.

— Не зарывайтесь, ребята, — предупредил Корли. — Эта поговорка намного старше любого из вас, и вам надо быть ещё теми мошенниками, чтоб заслужить её. — Он снова повернулся к Алеа. — Мне известно лишь то, что рассказал дед — что народ утратил привычку к скептицизму. Когда перестаёшь проверять утверждения с помощью разума и доказательств, то будешь способен поверить во что угодно, кажущееся впечатляющим, а если к тому же и нечто видимое, ну! Тут уж точно в это поверишь, в плохое или хорошее.

— Ведь у вас были школы, образованные люди… — голос Алеа смолк.

— Не путай образование со здравым суждением, коллин [14] Коллин (ирл.) — девочка, девушка. , — погрозил ей пальцем Корли. — Возможно тому и другому следовало бы сочетаться, но этого не бывает, если учитель перестаёт приводить доказательства, а ученики перестают тщательно продумывать предлагаемые идеи.

— Наверняка ведь это чересчур простое объяснение, — возразил Гар. — Вас отрезали от планеты–метрополии, предоставив самим себе. Разве это не имело какого–то отношения к случившемуся?

— А, ну конечно же, имело! — подтвердил Корли. — Отчаявшиеся люди обеими руками ухватятся за что угодно, сулящее им набитый живот и безопасный дом — и что им делать, когда человек, которому они дают власть, не сдержит свои обещания? Но я, как вы понимаете, только строю предположения — меня там не было.

— Я… полагаю, никак нельзя добиться, чтобы… ты смог устроить нам встречу с теми призраками, которые проживали в те времена, не так ли? — спросила Алеа. И вдобавок потрепетала ресницами.

Корли понимающе усмехнулся ей.

— Для такой хорошенькой коллин как ты? Разумеется устрою! Но будь осторожна — полученное тобой может оказаться вовсе не тем, чего ты желала! — И с этими словами он внезапно и полностью исчез.

— Куда он пропал? — уставилась на пустое место Алеа.

— Полагаю, отправился найти друга, жившего во времена распада, — ответил Конн.

— Возможно ты связал между собой призраков куда основательней, чем думаешь, — заметил Гару Ранульф.

Корли возник на сцене словно взрывающаяся шутиха, под ручку с призраком старухи в длинной юбке и объёмистой шали поверх блузы. Её голову обвязывал платок, а худощавое и суровое старое лицо избороздили морщины и оно, даже в бесцветном призрачном свечении её фигуры, казалось каким–то дублёным.

— Так это и есть та девушка? — осведомилась она голосом, похожим на крик сойки.

— Я… да, я молодая женщина, просившая о возможности поговорить с одним из самых древних призраков, — подтвердила Алеа, захваченная врасплох энергией старухи. — Меня зовут Алеа.

— Странное имя, — фыркнула старуха, — но все же. Меня–то зовут Лодиция. Корли говорит, что ты хотела бы знать, как же это распался наш чудесный мир.

— Да, мне любопытно. Ведь вы как–то очень правильно жили. Вы пережили коллапс?

— Нет, но я видела его призраком, и отвратное это было зрелище, скажу я тебе! — заявила старуха. — Прошу заметить, у нас были гуру и челы — по–вашему, учителя и ученики — даже когда мы только прибыли сюда, но были также и философы, и они вели между собой долгие и чудесные дебаты, уча нас всех обдумывать вопросы!

— Когда вы только прибыли сюда? — расширила глаза Алеа. — Ты одна из первых колонисток?

— Именно ею я и была, хотя прилетела на третьем корабле. К тому времени, когда мы прибыли, здесь уже проложили улицы и построили некоторые дома. И фермы конечно выдавали продукцию — первый корабль позаботился об этом.

— Сколько всего было кораблей? — спросил Гар.

— Двадцать — по одному в год, каждый с пятью тысячами иммигрантов на борту. Все, кто хотел отправиться в мир, где царит философия, где сотрудничество ценится выше конкуренции, где люди правят сами собой и улаживают свои разногласия на советах — ну, вы бы удивились, узнав, сколько нашлось горящих желанием покинуть старушку Терру и лететь сюда.

Алеа устремила взгляд в пространство, донимаемая неотвязными мыслями, и Гар понял, что она вспоминает угнетение и постоянную войну на своей родной планете.

— Охотно верю, — сказала она. Лодиция в удивлении подняла брови.

— Тогда ты не поверишь, как быстро наши внуки отвернулись от этого.

— Каждое поколение старается самоутвердиться, отвергая некоторые из идей своих предшественников, — произнёс Гар, которого, судя по его лицу, донимали собственные неотвязные мысли.

— Да, ну, на самом–то деле вызвали это наши дети, мне не следовало бы винить наших внуков, — допустила Лодиция. — Некоторые из них конечно тоже в свою очередь стали гуру, мы ожидали этого, хотели этого — но мы и не представляли, что с десяток их возжаждет власти и попытается захватить её, собирая вокруг себя юных одиночек, которые практически поклонялись им.

— Значит, они отвергли разум, — нахмурясь сказал Гар.

— Да, и заодно идею, что все люди не более чем люди — что нет никаких пророков или перерождённых святых, — с горечью сказала Лодиция. — Один из моих внуков вступил в такую секту. О, его гуру действительно искусно разыгрывал своих последователей, наводя на них трепет огненными шарами, бывшими не более чем порохом, и чтением мыслей, бывшим не более, чем старыми цирковыми трюками! Но самое худшее началось, когда один из них умер и отправил своего призрака повергать в трепет поклонявшихся ему. Вот тогда его сын действительно пробрал их до печёнок, вызвав самого настоящего призрака!