Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

Напси страшно заорал — ему что-то оторвали.

Седло под Пьеро дёрнулось: байк полез в кучу, щёлкая зубами. И ему тоже захотелось кусочка напсибыпытритеньего тела.

Тут до маленького шахида, наконец, дошло, что его врагов накрыло эмо-полем. И надо пользоваться моментом.

— Гони вперёд!!! — заорал он зайцу прямо в ухо.

Охуевший от накатившего адреналина заяц прыгнул с места, перелетев захлёбывающихся псов, и понёсся по дороге, как наскипидаренный. Пьеро чудом не выпал из седла.

Ещё несколько секунд Тамбовский и собаки рвали Напси на части. Потом их отпустило. Ещё секунд пять-шесть потребовалось на то, чтобы очухаться и прийти в себя.

— Еба-а-ать, — только и сказал волк, глядя на то, что осталось от несчастного пёсика.

А осталось от него, в сущности говоря, немногое: тушка с вырванным боком, обломок хвоста и отдельно валяющаяся голова с распластанными в грязи ушами. Маленький глазик в ноздре смотрел куда-то в тёмные, хмурые небеса. А на самом деле — ни на что не смотрел и ничего не видел.

Будь на месте следователя Тамбовского какое-нибудь культурное, утончённое существо, — ну вот хотя бы вы, батенька, любезный мой читатель! — что бы оно ощутило? О, всенепременно оно б скорбнуло о том, как трагична эта нелепая смерть. Напси был оригинальной и симпатичной личностью, так и не раскрывшей своего потенциала, жизненного и сюжетного. И в самом деле: во что бы он превратился под пером более оборотистого автора? Поднялся бы образ его до весёлого и мудрого Санчо Пансы, или хотя бы до шрековского осла? А может, развился бы в трагического героя, в Личарду Верного — или, напротив того, в мазепу, иуду? И во скольких сценах мог бы он ещё сыграть свою маленькую, но такую выразительную роль?

Но увы! — увы-увы! -

— все эти возможности были загублены на самом корню -

— а что же наш Пьеро?

А наш Пьеро уже где-то там — далеко за поворотом.

Перед ним простиралась дорога. Когда-то он, Пьеро, тащился по ней вместе с Карабасом и прочими — по нейтралке, через земли поняш, через крестьянские края — целых два месяца. Правда, половину этого срока заняло пребывание в Вондерленде, а остальное было пройдено черепашьим ползаньем среди полей, пока Карабас разбирался в своих чувствах к Еве Писториус. Зато теперь у Пьеро был великолепный байк, полная сумка шоколада и непоколебимая решимость спасти возлюбленную.

Он лихо свистнул и понёсся cтрелой.

25 (а может, уже 26) декабря 312 года о. Х. Тёмное время суток

Страна Дураков, междоменная территория. Трактир «Три Пескаря»

Current mood: busy

— Вот так оно всё и было, — закончил Базилио свой долгий, очень долгий рассказ.

Дуремар Олегович Айболит придвинул к себе солонку, окунул в неё печёное яичко {246} . Булькнул в стакашку граппы из личной фляжки. Чинно выпил, закусил яичком. Потом предложил фляжку Базилио.

Кот не стал чиниться: начислил себе пятьдесят капель, опрокинул, заел изюмом из вазочки. Граппа зашла в котовый желудок как к себе домой.

— Спасидо, — искренне сказал кот, вытирая усы.

— Спасидо — много, а соверенчик в самый раз будет, — отшутился Доктор.

— За такую граппу не жалко, — сказал кот, с вожделением поглядывая на фляжку.

— У меня ещё есть, — сказал Болотник.

Розан Васильевич, дремлющий на стуле, шевельнулся и высунул глаз.

— Не припоминаю, касались ли мы этого вопроса в нашей беседе, — сообщил он самым академическим тоном, — но мой метаболизм совместим с умеренными дозами алкоголя.

Кот посмотрел на Доктора. Тот понятливо ухмыльнулся.

— По писят? — предложил он.

Крокозитроп негромко, но одобрительно загудел всеми трубами. Доктор хмыкнул и разлил граппу по рюмкам.

— Может быть, присоединитесь? — любезно спросил крокозитроп Алису.

Непьющая лиса, сидевшая с краешка и перебиравшая содержимое аптечки, печально посмотрела на Розана Васильевича и покачала головой.

— Полезно для сосудов, — напомнил Доктор.

— Й-извините, — сказала лиса. — Я водку не люблю. Это же спирт, он невкусный. Я могла бы вина немножко. Сладкого.

— А что, это идея, — оживился Дуремар Олегович. — У Мариуса наверняка что-то есть в загашнике…

— Лёля! — донёсся из сортира капризный голос Мариуса. — Сколько я должен тебя ждать, Лёля?

Молчание было ему ответом.

— Она, кажется, во во двор вышла, — сказала лиса.

— Она на двор вышла! — крикнул кот.

Стукнула дверь. Вбежала выдрочка с пустым ведёрком.

— Ой, — сказала она, торопливо вытирая босые ноги о тряпку, — там эти, волосатые… на земле сидят… ноют чегой-то…

— Поноют и перестанут, — махнул рукой Айболит.

— А они тама не змэрзнут? — обеспокоилась Лёля.

— В спячку впадут, и все дела. Это если до утра ждать. Но их раньше заберут. Через пару часов.

— Я их боюся, — призналась выдра.

— А по мне — так красавцы, — не согласился Болотный Доктор. — Я их десять лет выращивал.

Айболит вёл из Зоны партию дементоров, предназначенных для вещательной сети Директории. Предыдущих он, по его же словам, гнал через Зону, а этих должны были забрать прямо отсюда. Что значит «забрать», он толком не объяснил. Зато пообещал, что скоро этой толпы неприятных существ здесь не будет. Правда, сказал он это с неким сомнением. На прямой вопрос кота Дуремар ответил уклончиво, пробурчав, что «это наш первый опыт», и что «он там ещё не совсем разобрался в управлении». Что всё это значило — поди догадайся; кот и пытаться не стал, рассчитывая, что всё разъяснится впоследствии.