Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

— Я тоже из старичков, Базилио, — сказал он, наконец. — Вы даже не представляете, насколько я стар. Вряд ли вы видели когда-нибудь такое старое существо. Разве что ваш Король? И то не уверен.

Кот вспомнил про древнего трилобита, но промолчал.

— Я устал, — продолжал Айболит, елозя грязной тряпкой по стёклышкам. — Я хочу уйти. Вот этим-то меня и купили.

Базилио посмотрел на Айболита с недоумением. Тот каким-то образом это понял — или ощутил — или ждал такой реакции.

— Наш мир, — сказал он, — на людском называется Ха' на-ан. Это значит — Земля Преступления. Так оно и есть. Ваши предки… наши предки… все они вместе совершили преступление, которое не прощается. Поэтому здесь никогда не будет хорошо. Я имею в виду — по-настоящему хорошо. Кроме одного места. Оно было создано очень давно. И там всё так, как оно должно быть. Но к нему нет дороги. Туда нельзя прийти. Но можно оказаться. Мне дали ключ и показали путь. Но я не могу один, — тут он закончил возиться с очками и снова водрузил их на кончик носа.

— Не понял, — честно сказал кот.

— Таково условие, — тихо сказал Болотный Доктор. — Туда не пускают…

— Где Лёля?! — закричал из своей комнаты Мариус. — Моя вода совсем ледяная, Лёля!

Баз вздохнул, извинился перед Доктором и пошёл объясняться с жирафчиком.

Оказалось, Мариуса после сытного ужина и тёплой ножной ванны разморило. Он заснул в кресле — и, соответственно, всё пропустил. Пришлось сообщить, что Лёля временно нетрудоспособна. Мариус разнылся, разговнялся и заявил, что Лёля должна ему прислуживать в любом состоянии, а если она не способна приносить пользу хозяину — он её забьёт. Кота это почему-то разолило. Он заявил, что в таком случае забирает Лёлю себе в качестве платы за оказанные экстренные медицинские услуги. Жирафчик поинтересовался, о каких услугах идёт речь. Кот объяснил, что речь идёт об ампутации копыта, поражённого гнилью, каковую ампутацию он сейчас и произведёт. Мариус приссал, но собрался с духом и пообещал пожаловаться нахнахам. Кот выразил сомнение в том, что нахнахи будут конфликтовать с ним, Электрическим Котом четвёртой модификации, ради какого-то ничтожного кабатчика. Мариус в припадке отчаянной смелости попытался укусить кота за бедро. Кот прожёг Мариусу ухо.

В общем, классический мужской разговор развивался по обычной схеме, с просматривающимся финалом и очевидными последствиями. Но в решающий момент появилась Лёля. Она приползла на четвереньках, поджимая больную ногу, обёрнутую крокозитропьей плёнкой. И сказала, что ванночку сделать не сможет, а всё остальное — вотпрямща. Мариус сменил гнев на милость, и лишь попросил Базилио временно покинуть помещение — пока Лёля будет исполнять свои обязанности. Баз пожал плечами и удалился.

Вернувшись, он почувствовал, что в зале душновато. Он решил продышаться и пошёл на улицу.

На дворе было холодно и темно. Из темноты доносился полустон-полуплач: «улла — улла — улла — улла».

Кот включил инфракрасное зрение и увидел дементоров, сбившихся в кучу и мелко дрожащих. Мимоходом подумал — почему Болотный Доктор не снабдил их шерстью или не утеплил подкожным жиром {250} ? Ответа от мозга не дождался — интерес пропал раньше.

Внезапно он ощутил чьё-то внимание. Оно исходило из сбившейся кучи.

Осторожно, на мягких лапах, он подошёл поближе к стонущим существам.

— Эй, — тихо сказал он.

Одно из существ повернулось. Лица у него не было — только какие-то чёрные шевелящиеся щупальца.

— Это ты меня звал? — спросил Базилио.

Дементор не ответил. Но в голове кота что-то зазудело, зажужжало. Казалось, что-то пытается пробиться, просверлиться в его сознание.

Базилио это не понравилось. Да и промозглая сырость на дворе как-то быстро разонравилась. Он пробормотал что-то неприличное и пошёл обратно в тепло.

Болотный Доктор сидел всё на том же месте.

— Сходили? — иронично спросил он. — Как вам мои ребята?

— Неприятные существа, — откомментировал Базилио.

— Очень нужные существа, — сказал Дуремар Олегович. — Без них ничего не получится.

— А что должно получиться? — спросил кот.

— Что заслужили — то и получится, в самую плепорцию, — невесело сказал доктор. Потом напустил на себя озабоченный вид. — Так они там сидят? Что-то долго…

Крокозитроп внезапно поднял трубы вверх.

— Что-то происходит, — сказал он. — Падает давление.

— Началось, — доктор легко вскочил на ноги. — Базилио, посмотреть хотите?

Кот кивнул и тоже поднялся.

Они опоздали.

Когда Баз и Дуремар вышли на улицу, сгрудившихся дементоров уже не было. А в тёмном небе мерцала голубая полоса, на нижнем конце которой можно было разглядеть что-то шевелящееся.

— Ну вот и всё, — сказал Болотник. — Полетели голубчики. Где-то сядут…

31 декабря 312 года. Утро

Резиденция Губернатора Директории

Current mood: quiet/покойное

Current music: дыхание Чейн-Стокса

В белых панталонах с траурно-красной мотнёй, ранним утром четырнадцатого числа зимнего месяца января, мягкою бурбулисьей походкой в крытую колоннаду меж крыльями старой губернаторской резиденции вышел и.о. губернатора Директории Лазарь Исаевич Слуцкис, которого за глаза и в глаза называли просто ЛИС.

Привычно морщась, ЛИС устроился в высоком кресле, уже стоящее на мозаичном полу возле фонтана. Пол был выложен чёрными и белыми плитками, фонтан украшен изображениями ветвей акации. У ног бурбулиса лежали соцветия звёздчатого остролиста. Их одеколонный аромат заполнял и забивал собой почти всё — но именно что почти. Даже сквозь него пробивалась проклятая сортирная струя.

Больше всего на свете ЛИС ненавидел запах собственного тела. От него тащило гнилью, мочой и тухлой рыбой — тошнотворная смесь, от которой он первое время блевал ночами. Спасения не было. Все средства, им перепробованные, начиная от современных шампуней и притираний и кончая деревенскими снадобьями из мха и плесени — все, все они были одинаково бесполезны. Институтские генетики поработали на совесть.

В сущности, — уговаривал себя ЛИС, брезгливо разжёвывая подавляющую обоняние пастилку, — его не так уж и сильно наказали. Зампредседателя бюджетного комитета, например, превратили в ежа с иголками, растущими внутрь, а доверительному управляющему Инновационного фонда устроили перманентное воспаление тройничного и срамного нервов. Этим приходилось жить на обезболивающих. ЛИСу присудили подавление экспрессии гена, кодирующего флавин-монооксигеназу-3 {251} . Сей фермент преобразует побочный продукт пищеварения, смрадный триметиламин N-оксид, в соединения, не имеющие запаха. Теперь печень Слуцкиса не могла расщеплять триметиламин — который выделялся сквозь кожу и через дыхание, окутывая ЛИСа облаком вони.