Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

Я открываю рот, чтобы произнести соответствующий комментарий, но все, что выходит, это хихиканье. И в зеркале петух открывает клюв. Вот что случилось. Я проглотил «Ускоритель Вустера» и стал этой мерзкой птицей. Или это все похмелье. Я смотрю на свое тело — на перья и крылья. Говорят, птицы красивы, но я чувствую себя далеко не красавчиком. Нравится мне это или нет, но я петух. Что я могу сделать? От одной мысли об этом меня тошнит.

Я помню, что Скитч и Митч никогда не экспериментировали с этим материалом. Все, что они знают, это то, что он заставляет кур расти и откладывать яйца. Но что она делает с людьми?

Я начинаю прыгать по комнате, кудахча и размахивая перьями. Это прекрасные черные перья, и я обнаруживаю, что могу даже подпрыгнуть на несколько футов, используя свои крылья. Я снова смотрю в зеркало — на свой красный гребень и желтый клюв, на шпоры и выпуклую грудь. Я, конечно, самый большой петух, которого я когда-либо ожидал увидеть, но эта идея мне не нравится. Я не хочу выигрывать призы на птицефабрике. Я не любитель цыплят и не хочу быть цыпленком. Он застревает у меня в горле. Я должен что-то со всем этим сделать, но быстро.

Я в бешенстве прыгаю по комнате, когда раздается стук в дверь.

— Кто там? — хочу я сказать, но все, что я могу показать — это петуха.

Стук превращается в хлопки, потом дверь открывается, и я вижу Дейзи.

— Мистер Фип! — зовет она. И видит меня.

— А где же мистер Фип? — спрашивает она себя. — А что этот петух делает в комнате?

Она приближается ко мне, и в ее великолепных глазах появляется блеск, который мне не нравится.

— Кто выпустил тебя из курятника? — спрашивает она. — Кыш! Убирайся!

Она преследует меня с ручкой от метлы, и я прыгаю по коридору, а она гонится за мной вниз и во двор. Я не могу говорить, и она не понимает моего крика, поэтому я беспомощен. Она стоит в дверях и теребит свою прелестную головку.

— Какой большой петух, — говорит она. — Никогда не думала, что у нас есть такая огромная птица! Да это же урод! Может быть, мне стоит сказать папе — она заберет его и продаст мяснику.

Почему-то эта идея не прельщает меня. Я должен как-то заставить ее понять, кто я такой. Я смотрю на гравий во дворе. Возможно, если я не смогу поговорить с ней, я смогу написать ей сообщение. Поэтому я вытягиваю когти и пытаюсь писать на гравии. Но когда я иду по гравию, то вижу, что это бесполезно. Я не могу писать, могу делать только куриные следы. Дейзи даже не смотрит на меня. Она все еще пытается сообразить своей хорошенькой головкой.

— Что же с мистером Фипом? — вздыхает она. — Он не мог уехать — его машина все еще на улице. Надеюсь, с ним все в порядке. Возможно, этот большой черный уродливый петух помешал ему в комнате.

Я стою там, но что я могу сделать? Кажется, все потеряно. Я не могу надеяться завоевать любовь Дейзи в моем нынешнем состоянии. Она не собирается делить любовное гнездышко с курицей. Я оглядываю двор и замечаю ближайший курятник. Он окружен колючей проволокой, но ворота открыты. Я думаю, что если я петух, то должен извлечь из этого максимум пользы и исследовать новый мир, в котором мне предстоит жить. Возможно, я найду что-то, что поможет мне. Поэтому я направляюсь к курятнику и прохожу мимо колючей проволоки. Это нагоняет на меня легкую панику, но в конце концов, это не первый раз, когда я нахожусь в загоне. Я брожу вокруг и слышу много кудахтанья из курятника. Я ковыляю к двери и прижимаюсь к ней головой. Кудахтанье довольно громкое. И самое смешное — я могу его понять!

Да, это больше не похоже на кудахтанье скотного двора. Я понимаю куриный язык! Это, по крайней мере, немного поднимает мне настроение. Поэтому я вхожу в курятник и стою там, откашливаясь и тихонько кукарекая. Кучка цыплят сидит на корточках в соломе у стены. Они перестают кудахтать и смотрят на меня.

— Кто эта большая черная скотина? — кудахчет какая-то старушка в углу. — Не помню, чтобы видела его раньше.

— Разве он не чудовище? — подает голос плимутрок. — Должно быть, какой-то урод. У меня мурашки бегут по коже, когда я смотрю на него.

Пятнистая курица что-то шепчет под крылом, все смотрят на меня и хихикают. Мне очень неловко. Даже эти цыплята смотрят на меня как на чужака. Я не человек, да и не нормальная птица.

— Почему он не уходит? — опять говорит плимутрок. — Я не привыкла общаться с такими странными птицами. Он выглядит так, словно вырос в сарае.

Все смеются. Я готов провалиться сквозь землю. Моя гребень краснеет от стыда.

— Представьте себе, — продолжает плимутрок. — Какое унижение! Как он может оставаться на одной ферме со мной, чей предок приплыл на «Мэйфлауэре» и высидел первое яйцо, которое курица когда-либо откладывала в этой стране?

— Так чего же мы ждем? — рявкает маленький петушок, гордо вышагивая в центр группы кур. — Давайте вышвырнем его отсюда! Мы не привечаем всяких проходимцев. Это наш скотный двор, и нам не нужны чужаки. Долой незнакомцев, говорю я, долой незнакомцев!

Он говорит как коммунист, но меня это не удивляет, когда я замечаю, что он — красный Род-Айленд.

— Я приготовлю куриную печенку! — тявкает еще один петух, большая белая надутая старая птица, и его красные глаза сердито сверкают, когда он смотрит на меня в дверях. — Смотрите на меня, девочки.

Он проходит мимо кур и подходит ко мне.

— Вон из курятника, незнакомец, — кудахчет он.

Я злюсь.

— Перестань кудахтать, — говорю я ему. — Это не девичник.

— Почему ты… — кричит петух. — Я тебе хвостовые перья выдерну, канюк!

Это все, что я могу вынести. Со мной столько всего происходит, что я подавлен. Я больше не человек, и теперь даже куры не принимают меня. Мне хочется драться. Поэтому я нагло ухмыляюсь этой птице.

— Ты Ливорно? — спрашиваю я.

— Да, конечно.

— Тогда дуй! — предлагаю я.

Вместо ответа белый петух зарывается ногами в гравий и солому, а затем впадает в ярость — и бросается на меня. Его острый клюв готов к атаке. Я пригибаюсь, а потом петух пролетает над моей головой, садится и начинает гоняться за мной по курятнику. Он дерется головой и клювом, а я не привык к такому стилю аргументации. Он гонится за мной, другие куры кудахчут, и все вокруг наполняется криками. Они смеются надо мной, пока я бегу. Но все это время я уворачиваюсь от петушиных клювов и ищу выход из ситуации. Противник загоняет меня в угол рядом с кормушкой, и я поворачиваюсь. Петух целится клювом мне в горло. А я просто балансирую на одной лапе и шлепаю другой.

К такому удару петух не готов. Я наношу ему один сильный удар в челюсть — или зоб. Через мгновение он уже в отключке. Я стою и торжествующе кричу. Куры молчат. Они отступают. Я подхожу к ним.

— Теперь посмотрим, кто тут главный, — рычу я. — Давайте организуемся.