Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

Этот почти дубликат первого. Он также низенький и толстый, и носит очки. Теперь они широко улыбаются, стоя рядом и глядя на меня.

— Жаль, что у меня нет «Унесенных ветром», чтобы встать между вами, — говорю я им. — Потому что из вас получилась бы хорошая пара книжных подставок.

Вторая личность хлопает своего партнера по плечу.

— Замечательно, — шепчет он. — Посмотрите на его лобные доли! Он почти кретин!

— Еще лучше, — говорит первый. — Если эксперимент провалится, это не будет потерей для общества. На мой взгляд, он выглядит полным идиотом.

— Перестаньте льстить, — говорю я им. — Кто вы, птички, такие, и кто из вас гусь, который снесет мне пятьдесят золотых яиц?

Первый малыш подходит и кланяется.

— Позвольте представиться, — мурлычет он. — Меня зовут Сильвестр Скитч. А этот джентльмен — Мордехай Митч.

— Скитч и Митч, да? — говорю я. — Вы что, из водевиля?

— Только не говорите мне, что наши имена вам незнакомы, — рычит Скитч.

Я качаю головой.

— Вы не знаете Сильвестра Скича и Мордехая Митча, знаменитых руководителей института крекеров?

Я продолжаю качать головой. Митч хмуро смотрит на меня.

— Вы не знаете о наших научных экспериментах по атомной энергии? Вам не известен наш тезис о синхронизации молекулярных пульсаций? Неужели вы даже не в курсе нашей работы в области электронного распада?

Я качаю головой так сильно, что это похож на солонку, из которой сыплется перхоть.

— Я ничего не знаю, — говорю им. — И я не знаю, что за дурацкие дела вы, парни, затеяли. Меня интересуют только пятьдесят кусков, о которых я услышал на улице.

Скитч пожимает плечами.

— Это не совсем тот настрой, с которым следует подходить к важному эксперименту, — говорит он. — Разве вы не чувствуете возвышенного духовного рвения мученика научных исследований?

— Послушай, брат, — отвечаю я. — Все, что я чувствую, — это дыру в кармане, которую можно залатать пятьюдесятью баксами. Итак, что мне нужно сделать, чтобы получить их?

— Я объясню, — говорит Митч, отталкивая плечом напарника. — В настоящее время мы занимаемся изучением влияния атомной бомбардировки на формы неорганической материи. Нам пришло в голову, что еще более увлекательным экспериментом было бы подобное исследование воздействия на органическую материю. Вы меня понимаете?

— Я слежу за каждым словом за пятьдесят баксов.

— Верно, в нашей работе мы подвергали морских свинок и кроликов действию излучения, но мы не можем установить какую-либо прямую химическую реакцию из-за несколько неудачного факта, что атомная энергия имеет тенденцию… как бы это сказать? — полностью уничтожить животных. Надеюсь, вы готовы пойти на риск дезинтеграции, мистер Фип?

— Какой «интеграции»? — спрашиваю я. — Я в противозаконных делах не участвую.

Митч бросает на Скича странный взгляд. Потом снова пожимает плечами.

— Уверяю вас, это не имеет никакого отношения к правительству. Все что нам нужно — ваше согласие на этот эксперимент. Вы подвергнетесь атомной бомбардировке.

— Ты хочешь использовать меня как глиняного голубя для пушечных тренировок? — уточняю я.

— Вовсе нет! Это не обстрел из орудий. Мы просто направляем луч энергии на вас, чтобы наблюдать реакцию.

— Как рентгеновский аппарат?

— Ну… что-то вроде этого.

— Эта ваша двусмысленность сбивает меня с толку, — говорю я им. — Может быть, на нормальном языке скажете мне, чего хотите?

Скитч похлопывает меня по плечу.

— Конечно. Наше предложение таково: если вы сядете вон в ту машину и дадите нам включить ток, мы дадим вам пятьдесят долларов.

Теперь он указывает на машину. Почему я не заметил раньше, потому что она находится в другой комнате. Сквозь стеклянную стену я вижу большую серебряную чашу с множеством приспособлений снаружи. Теперь я замечаю коммутатор на стене этой комнаты, соединенный с серебряной чашей за стеклом. Я внимательно смотрю на него.

— А что со мной будет, если я сяду в машину? — спрашиваю я.

Скитч улыбается.

— Наверное, ничего. Мы точно не знаем. Мы никогда раньше не пробовали.

— Прекрасно! Вы хотите, чтобы я рискнул!

— За пятьдесят долларов.

— Ну…

— Распишитесь здесь. — Передо мной возникли бумага и ручка. — Это означает, что вы добровольно соглашаетесь на эксперимент. Это также гарантирует вам ваши деньги.

— Не знаю, не знаю…

Но я все равно подписываю. Скитч и Митч ведут меня к машине. Я выхожу через стеклянную дверь и сажусь внутри. Потом они начинают суетиться, запирая за мной дверь на засов, и нажимают на выключатели. Поймите, я не ученый, и единственная машина, принцип работы которой я знаю, — это та, где вы получаете три лимона подряд, и кучу пятаков. Но я полагаю, что, возможно, вас заинтересует этот атомный дезинтегратор, или как там его называют, так что, возможно, я должен немного описать его. Это своего рода большой резервуар с большим количеством приспособлений по бокам и большой серебряный фиговиной на конце. Я сижу в центре этого аппарата, как я уже сказал, и там, в другой комнате, они поворачивают переключатели и нажимают кнопки, тянут рычаги и крутят циферблаты, а затем нажимают много кнопочек. Весь аппарат похож на один из тех, которые вы наверняка знаете, только с гораздо большим количеством механизмов. Понятно?

Ну, я тоже понимаю. Я сижу там совсем один и слушаю гудение, исходящее со всех сторон. Затем начинают вспыхивать и гаснуть огоньки, как на задней части патрульного фургона. И вдруг круглая вертушка, на которой я сижу, начинает вращаться. Я вращаюсь вместе с ней. Гудение становится громче, и я вращаюсь, как шарик на рулетке. Затем я мельком вижу, как Скитч и Митч нажимают на большой рычаг на коммутаторе. Он настолько тяжелый, что оба цепляются за него, чтобы переключить, а когда тянут, раздается единственный сигнал, и все темнеет. Кроме меня. Я ударяюсь головой и через пару мгновений оказываюсь в месте, где холоднее, на Северном полюсе, и чувствую себя эскимосом, оставившим меховые шорты в иглу.

Не знаю, как долго провалялся в отключке. Но когда я снова открываю глаза, вокруг уже не темно. Все серое. Серое, как мои брюки, после того как я выкурил сигару. Я стою на серой равнине. По крайней мере, я думаю, что это равнина или что-то вроде плато — но не пустыня, потому что под ногами трава. То есть это что-то вроде травы или хлопьев. Но оно серое. Вдалеке я вижу деревья. Сначала они напоминают губки для ванны из-за их цвета, но судя по размерам должны быть деревьями.

Они тоже серые. Как и небо. Всё серое. Как мое лицо, когда я смотрю в зеркало на утро после попойки. Я начинаю чувствовать, что это одно из тех мгновений, за исключением того, что никогда за все время похмелья я не испытывал ничего подобного. Не знаю, как я сюда попал. Все, что я помню, — это то, как я сидел в этой головокружительной машине и чувствовал головокружение. Потом я просыпаюсь и стою здесь, на заднем дворе моего маленького серого дома на Западе.