Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

— Отпуск? — говорю. — Но сейчас я ничего не делаю.

— Тогда почему ты устаешь? — возражает он. — Очевидно, что, если ты ничего не делаешь, и все еще устаешь, что-то не так. Беда в том, что ты не можешь расслабиться. Поэтому для того, чтобы расслабиться, необходимо взять отпуск.

Это имеет смысл.

— Кроме того, — говорит Зигмунд, — это хорошая идея, если у тебя есть хобби.

Я могу ответить на этот вопрос.

— Определенно, — отвечаю я. — Одни играют на пианино, другие на скрипках. Но я играю в пони.

— Ставишь на лошадей, да? — смеется Зигмунд.

— Да, — признаю я. — И нет музыки слаще, чем лошадиный топот.

— Тогда почему бы тебе не поехать в отпуск на ипподром? — спрашивает Зигмунд.

— Превосходная идея. И теперь я знаю, куда идти. Я уезжаю во Флориду.

Зигмунд качает головой.

— Там особо не отдохнешь, — говорит он мне. — Армия захватила все отели, и тебе негде будет остановиться.

— Ты ошибаешься, — отвечаю я. — Я даже не буду пытаться остановиться в отеле. Я остановлюсь у Счастливого Паппи.

— Во имя Ид, Эго и психической травмы, кто такой Счастливый Паппи? — спрашивает Зигмунд. Поэтому я объясняю.

— Насколько я понимаю, ты никогда не слышал о клубе «Мошенник месяца». Это очень эксклюзивное сборище всяких личностей, созданное с 1920-х годов. Все старые прохиндеи принадлежат к этой организации, которая является не чем иным, как профсоюзом гангстеров. Сейчас они стали жить хорошо и припеваючи. Поэтому Счастливый Паппи организовал клуб «Мошенник месяца». Каждый месяц все бандиты делают взнос в профсоюз, чтобы скопить себе капиталец на старость, когда их зубы зашатаются и выпадут. Сейчас, двадцать лет спустя, большинство из них уже на пенсии. Некоторые уходят на пенсию на различные кладбища, а другие — в федеральные отели под названием тюрьмы. Но есть добрая дюжина старых крепких бандитов, которые все еще на воле. Счастливый Паппи собрал деньги, которые они копили все эти годы, и купил пансион во Флориде. Что-то вроде дома старого мошенника. Все они живут там очень тихо со своими альбомами, газетными вырезками и хвастаются своими полицейскими записями. Я знаю, что там всегда найдется лишняя комната или две, поэтому я остановлюсь во Флориде у Счастливого Паппи.

Зигмунд поднимает руки.

— Ты так и не сказал мне, кто такой этот Счастливый Паппи, — напоминает он.

Я подчиняюсь.

— Счастливый Паппи, — говорю я ему, — самый старый карманник в мире. Он начал свою карьеру в толпе, которая слушала Геттисбергскую речь Линкольна. Он также сделал большую уборку на Всемирной выставке 1893 года. Он настолько стар, что, ездит в инвалидном кресле, но по-прежнему собирает большую часть своих средств из чужих карманов. Во всяком случае, он наконец-то открыл этот пансион для членов клуба «Мошенник месяца». Я знаю, что он будет очень рад видеть меня и отнесется ко мне с добротой. Особенно если я сначала зашью карманы.

Зигмунд Подсознания качает головой.

— Надеюсь, у тебя будет приятный отпуск, — говорит он. — Отнесись к нему легко.

— Я всегда все принимаю легко, — уверяю я его. — Хотя не так легко, как Счастливый Паппи. Он — чудо.

С этими прощальными словами я выхожу за дверь и направляюсь к поезду. На следующее утро я прибываю во Флориду. Я так взволнован и счастлив быть здесь, что даже не регистрируюсь в доме старого мошенника, а направляюсь прямо к дорожкам, чтобы сыграть на ипподроме. Весь день я провожу на скачках и уже почти стемнело, когда я взял такси и поехал в дом старого мошенника в Майами.

Я так радуюсь своему выигрышу, что не замечаю, как вздрагивает таксист, подъезжая к темному, грязному старому сараю в переулке.

Я поднимаюсь по шатким ступенькам и звоню. Ничего не происходит. Я звоню снова. Внезапно в верхней части двери открывается маленькая щель и высовывается нос. Большой красный нос с бородавками.

— Какой пароль? — спрашивает нос.

— Пароль? — говорю я в замешательстве.

— Никто не войдет без пароля, приятель, — говорит нос.

Конечно же, это заведение оборудовано, как в старые добрые времена. Очевидно, эти старые гангстеры не понимают, что мы живем в новое время. Поэтому я решаю потрафить носу.

— Меня прислал Джо, — отвечаю я.

— Тогда хорошо, — ворчит нос, и открывает дверь.

Я вхожу в коридор. Две руки хватают меня сзади. Передо мной стоит старуха, размахивающая дубинкой.

— Обыщите его, ребята, — хихикает старуха сквозь вставные зубы. — Может, у него пистолет.

Конечно же, меня обыскивают.

— Ствола нет, — говорит нос позади меня и отпускает. Старуха вздыхает.

— Жаль, — говорит она. — Мне до смерти хочется кого-нибудь ударить.

— Не унывай, Берта, — говорит нос. — Мы еще найдем кого-нибудь, а потом соберемся все вместе и наденем на него сапоги.

Потом нос поворачивается ко мне. Его обладатель маленький коротышка, и кроме носа у него есть руки и ноги — но больше почти ничего. На самом деле, чтобы найти его лицо, нужно оглядеть нос, а когда вы до него доберетесь, вряд ли стоит искать дальше. Тем не менее он осматривает меня по частям, и в его глазах появляется холодный блеск, в точности как блеск ножа, который он внезапно вытаскивает из штанины.

— Кто ты, приятель? — спрашивает он. — Отвечай, пока я не выпустил из тебя воздух.

Не желая сдаваться, я в спешке называю ему свое имя и дело.

— Я старый друг Счастливого Паппи, и я хочу провести у него несколько дней.

Нос вздохнул с облегчением. Я тоже, когда он спрятал нож обратно.

— О, это другое дело, — говорит он. — Ты хочешь спрятаться здесь, а? Полагаю, на севере тебя поджарили? Что ты делал — стирал Джона Лоу?

— Я просто в отпуске, — говорю я ему.

Старуха хихикает.

— Вот так, — говорит она. — Веди себя умно. Не пролей ничего. Ты не можешь доверять этим головорезам. Бьюсь об заклад, ты действительно профессионал! По-моему, убийца.

Нос улыбается.

— Познакомься с одним из наших постоянных клиентов, — говорит он, указывая на старуху. — Это Верхняя Берта. Она работала в старых пульмановских вагонах.

— Рэкет в товарных вагонах? — спрашиваю я.

— Расскажу, как я это делаю, — признается она. — Снимаю нижнюю койку в пульмановском вагоне. Затем ночью я беру старую скобу, сверлю дырку прямо в верхнюю койку, ясно? Сверло работает легко. Обычно он просачивается сквозь парня, спящего на верхней койке, даже не разбудив его. Как только я понимаю, что он хрипит, я просто выскальзываю, забираюсь на верхнюю койку, и удираю с его деньгами и драгоценностями. Потом я быстренько спрыгиваю с поезда до утра.

Верхняя Берта одаривает меня ослепительной улыбкой с вставными зубами, но мне не хочется улыбаться, когда я слышу эту очаровательную сказку на ночь. Мне хочется дрожать, и я дрожу. Нос смеется.