Елена Кисель - Расколотый меч

— Мы с Глэрионом прошли сотни миров за эти два года, — грустно проговорил Йехар, он наконец перестал смотреть на стену и перевел взгляд на Даллару. — Что бы это ни было, оно не застанет нас врасплох.

— Большое дело — нас и так уже пытались убить, — вставила Виола. Немного некстати, потому что Даллара при этих словах тихонько охнула и определенно пошатнулась, но тут же обрела себя опять и договорила свою прерванную фразу:

— …вы не сможете ему противостоять только своей отвагою и своей честью. И я надеюсь только, что среди рекрутов есть те, кто будет предостерегать вас от необдуманных поступков.

При этом ее взгляд как-то странно сместился на Веслава. Алхимик, который все это время не отрывался от наблюдения за кривляньями Эдмуса, а на деле, поклясться могу, не пропустил ни одной фразы, тоже посмотрел на Даллару, и… что?! Сочувствие? На этом-то лице?

Теперь я знаю, куда кренится этот мир. К хаосу он летит! К ха-о-су!

— Я хотела просить вас оставить замок ради вашего же блага, — наконец с усилием начала доминесса. — Но знаю, что вы…

Йехар открыл рот, чтобы горячо подтвердить истину, которую доминеса знала, но тут поблизости послышалось:

— Даллара!

И пред нами явилась сладкая парочка: домин Олл плюс Ксахар. Последний, кажется, чувствовал себя немного неловко после своего бенефиса, слухи о котором долетали и до наших покоев. Однако это не шло ни в какое сравнение с Далларой, которую поймали на месте преступления: доминесса замерла на месте, как суслик у норки, а широко раскрытые ее глаза умоляли спрятать ее куда-нибудь, увести, увезти, ну, хоть убить, только не оставлять с этими двоими наедине.

— Беседуешь с рекрутами Дружины, — параноидальные глазки домина тут же сузились: на правителя накатил очередной приступ подозрительности. Здесь они были делом частым. — И о чем же это?

— Мы хотели узнать о самочувствии достопочтимого жениха доминессы, — сладеньким голосом ответил Йехар, бросая на «достопочтимого» испепеляющий взгляд. Даллара с немым упреком взглянула на Веслава — она почему-то полагала алхимика воплощением здравого смысла Дружины. Бывают же люди, склонные настолько сокрушительно ошибаться!

— Доминесса сообщила нам, что здесь бывают… зловещие события, — постаралась я смягчить обстановку, но обстановка смягчаться не желала. Рот Ксахара так и был открыт, чтобы ляпнуть при свидетелях: «Вызываю тебя, такого-разэтакого, на смертельный поединок!».

К счастью, поблизости была Виола. Хотя она из решения конфликтов предпочитала такое как «кулаком в морду», на сей раз ей с чего-то вздумалось поддержать меня в моей миротворческой миссии.

— А потом у нас товарищу плохо стало, — произнесла она с крайне обеспокоенным видом. — Вот мы и думаем, может, тут есть какая-то связь?

Домин нелицеприятно фыркнул и удалился, а Ксахар взял Даллару под руку (она закатила глаза) и предложил немедленно мчаться на помощь к товарищу.

Оставалось надеяться, что Эдмус сумеет достойным образом вырулить из ситуации.

Он и вырулил — как только заметил, что мы уже закончили разговор, а рядом с нами стоят Даллара и Ксахар. Шут издал еще один блестяще-ужасающий стон, перешедший в вой, а затем с некоторым разочарованием на лице поднял в воздух… простое куриное яйцо! Наверное, успел позаимствовать с сегодняшнего стола, вот только когда из кармана вытащил?

Толпа, в которой до этого момента перекликались и советовались, за кем послать: то ли за дворцовым лекарем, то ли за каким-то Зелхесом, образцово замерла и столь же образцово замолчала.

— Мелко получилось, — вздохнул Эдмус в этой тишине. — Вот так оно всегда у родителей: мучаешься-мучаешься, а отдачи с потомства… никакой!

Гробовая тишь продолжала торжествовать. На лицах придворных просвечивало сочувствие.

— По-моему, смысла воспитывать его нет, — продолжал Эдмус, сосредоточенно поворачивая яйцо так и этак перед своим длинным носом. — И имеет смысл поступить по жестоким законам моего племени…

И он запихнул яйцо в рот целиком. Пронзительно хрустнула скорлупа под мощными зубами. Схватился за сердце Ксахар рядом с Далларой.

Как мы потом поясняли, что это шутка — умолчу. Скажу только, что это могло бы быть зачтено, как очередная попытка нашего устранения.

Легко было булгаковскому Бегемоту утверждать: мол, не скажи, Фагот, бал имеет свою прелесть и размах…

Ему-то не приходилось втискиваться в корсет. И присланные местным придурковатым принцем сапфиры в свою прическу пристраивать не приходилось. Ну, то есть, конечно, нам для такого дела выделили слуг, но я же помнила — что местные слуги могут сделать с обедом. Поэтому что они могут сделать с причёской решила не проверять и обошлась своими силами. Спасибо курсам парикмахеров, на которые меня подруга затащила пару лет назад (утверждала при этом, что все равно нормального стихийника из меня не выйдет, так хоть стрижки делать буду).

Наших почему-то не было. Выходило так, что я явилась на бал первой из всей Дружины, и первый натиск придворных приходилось выдерживать тоже мне.

— Вы так прекрасны сегодня! — слышалось отовсюду вперемешку с именами, титулами и названиями клинков.

— Я в восхищении, — отвечала я, не в силах слезть с ассоциации, хотя местные и не могли оценить такого ответа. Правда, в нем был свой прок: убедившись в том, что дальше этой фразы я заходить не намерена, меня сочли чем-то вроде дружинной дурочки и оставили в покое.

После этого я худо-бедно оценить, так сказать, обстановку.

Спору нет, простора в зале было с избытком, — или было бы, если бы в нем не толпилось такое количество народа. Казалось, что людей вдвойне больше, из-за нарядов и украшений дам и кавалеров. Все до одного придерживались того мнения, что чем ярче одежда и чем больше на ней драгоценностей — тем лучше. Это было мнение и мужчин в том числе, так что приходилось смотреть или в высокий потолок — там висело несколько огромных канделябров, но они хоть не двигались — или на столы с угощением, которые выстроились вдоль стен. Там тоже пока было поспокойнее.

Еще одна проблема была в том, что зал был спроектирован и украшен по тому же принципу яркости, но несочетаемости. В стенах преобладали голубые тона, в потолке — желтые, пол был нежно-розовым…может, все-таки разумнее будет смотреть на лица?

Но одного взгляда на физиономии местной элиты хватило, чтобы поменять решение. Лучше смотреть себе под ноги, потому что если кто-нибудь из этих типчиков, которые мнят себя благородными, или их жен, заговорит со мной — мне понадобится серьезное лечение. А уж подумать о том, что кто-то из них тебя может пригласить…

— Разрешите вас пригласить? — в тон моим мыслям раздалось над правым ухом.