Елена Кисель - Расколотый меч

— Мне бы еще просчитать, как я сам себя поведу.

И шагнул вперед, прежде чем мы успели перегнуться через ограждение все втроем и его задержать.

Просчитать нашу реакцию у него как-то сил хватило…

Последний алхимический допинг-тест прошел без проблем, ввиду очевидной нервности одного из проверяемых. Веслав так ласково поглаживал меч и так выразительно косился на Зелхеса (а точнее, он рассматривал по отдельности то руку профессора, то ногу), что дворцовый алхимик поспешил объявить пригодность обоих противников к бою.

В пятый раз двое бойцов оказались на арене лицом к лицу. Но теперь вся пустая арена принадлежала только им — вся, сколько ее было, окровавленная и истоптанная после недавнего турнира, впрочем, кровь уже успели заровнять песочком, а тело Нуглеаза давно убрали. Зрители тоже принадлежали только им — но в разной мере. После очередного набившего оскомину представления Ксахара, рыцаря такого и рассякого, владетеля земель таких и рассяких, над трибунами полетел гул — непонятно, возмущенный или восхищённый. После того как объявили Веслава — «руку для Глэриона» — трибуны сочувственно смолчали. Лишь кто-то одинокий вполне внятно выдохнул: «Ой, ё-ё-ё-ё…»

Напряжение на арене можно было резать ножом — даже домин Олл старался не вносить разлада в общую священную тишину нецивилизованным чавканьем. Стэхар вцепился в Тилкиду, которая была так поглощена происходящим, что даже его не оттолкнула. Даллара, то ли бледная до прозрачности, то ли просто прозрачная, смотрела на пару в центре арены. Мне показалось, что в глазах у нее блестят слезы.

Похвальная, но немного удивительная тревога. И пришлась очень кстати, поскольку Ксахар как раз взглянул на Даллару, подняв меч, и весь просиял в наивной уверенности, что доминесса так переживает за него. Это счастливое переживание сподвигло его на такое выступление:

— Тебе не победить в этом бою, ибо я дерусь ради любви к своей Даме и во славу ее!

Во славу любви или Дамы — это осталось непонятным, но впечатление высказывание произвело. На трибунах сидели все так же тихо, но лица у всех были мрачными донельзя. Ясно было, что три четверти зрителей отчетливо сочувствуют Даме, во славу которой бьется Ксахар.

Теперь была очередь Веслава высказаться, но он этого не сделал. Он посмотрел вроде бы в нашу сторону, потом дальше, его взгляд прошел по трибуне домина, еще дальше — он оглядел трибуны… и слегка пожал плечами, как бы говоря: «Ну, я вообще не очень-то представляю, что я тут делаю, но хочешь — драться не будем, пошли пивка попьем…»

— Сдайся, алхимик! — предложил Ксахар, не владевший основами психологии и плохо знавший Веслава, а поэтому не представлявший, что может последовать в ответ на такое предложение. — У тебя был долгий бой…

Он побагровел и на секунду утратил свой высокородный вид, поскольку левая рука Веслава как раз в эту секунду сложила невысокородную фигу. Лицо алхимика при этом выражало интерес естествоиспытателя: а поймут ли в этом мире значение такого сугубо национального жеста?

Ну, может, в тонкостях до Ксахара не дошло, но основной смысл он все же схватил. Иначе еще немного поупражнялся бы в благородстве, а так напал сразу, как Даллара взмахнула платком. Намерения его были очевидны: повторить во всех деталях свой предыдущий бой. Включая финал.

Самое смешное, что осуществить эти намерения для него было не так уж и сложно.

Для Веслава бой начался неудачно: он пропустил на излете один из колющих, рана могла бы быть серьезной, но алхимик сместился вовремя: меч Ксахара только вспорол ему кожу на левом запястье. Плевая царапинка, если припомнить Книгу Миров, вот только в бою, где Веслав уже был измотан, мешала и она.

Она мешала думать.

Такое ощущение, что в бою с Нуглеазом Веслав где-то потерял частичку себя и теперь ему ее отчаянно не хватало. Тогда он двигался хоть устало, но грамотно: предугадывая, где можно, противника, пресекая особенно наглые атаки, нащупывая в обороне бреши — теперь его движения стали нервными и порывистыми, логика и расчет куда-то испарились, он отражал удары Ксахара неумело и вяло. Нет, видно было, что Веслав пытался подключить свой алхимический расчет, но от этих попыток было мало толку: за расчетом не поспевали уставшие руки, которым нужно было держать меч.

— Такое ощущение, что рассчитывать ему придется только на себя и на Глэрион, — подвела итог Виола. Теперь она убедилась воочию, что ни эликсиров, ни способностей алхимика у Веслава больше нет, по крайней мере, нет сейчас. Видимо, в более цивилизованной форме она не могла предсказать Веславу скорую кончину.

А Веслав словно услышал ее: после одного из выпадов Ксахара он не удержался на ногах, упал, к счастью, удачно, на одно колено, но первая попытка подняться ничего не дала, рядом со мной не удержалась и глухо вскрикнула Виола — все…

Ксахар не сразу оправился от такого щедрого подарка судьбы. Неторопливо взвесил меч на ладони — это была неторопливость палача, и я почувствовала, что действительно ненавижу этого человека. Внутри, в груди, завился спиралью кипяток, а ограждение начал замерзать под моими пальцами, когда я увидела, как небрежно жених Даллары заносит меч для удара.

Он делал все слишком напоказ и медленно — может, наслаждался триумфом. Может, не особенно хотел убивать рекрута и давал Веславу возможность попросить пощады или хоть сказать что-нибудь этакое на прощание, или посмотреть еще секунду на этот мир. И Веслав действительно посмотрел — как и раньше, мимолетно, на нашу трибуну, потом скользнул глазами туда, к Далларе…

И клинок Ксахара встретился с бывшим Глэрионом. Веслав поднялся, отразил еще два удара, упал опять, опять вскочил. И бой начался снова — только уже другой. Это был бой отчаянный и смертный: один дрался во имя своей Дамы, а второй — непонятно, за что, но я могу поклясться: только что он решил, что за это стоит умереть. И биться до последнего дыхания за это стоит тоже.

Сколько-то времени они были равны. Ксахар просто растерялся, он, как и все, не подозревал, что у алхимика оставался какой-то резерв сил, еще больше он бы удивился, если бы ему сказали, что никакого резерва не было вовсе, так что он позволил даже ненадолго загнать себя в оборону. Отступил на несколько шагов с озадаченным видом на лице, получил два удара в грудь по кольчужной рубахе — один вскользь, второй серьезный, но дорогая кольчуга выдержала, — и только потом как будто вспомнил. Мол, минуточку… подождите, это ведь я тут хозяин! Это не по сценарию! Мы же не рассматривали вариант, что вот эта дохлятина будет меня убивать!

Он парировал и атаковал сверху, потом сделал обманный финт, но как-то неуверенно.