Анатолий Казьмин - Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия

— Ну чего это не мытой?

— И то верно, внучек, — закивал Михалыч. — Я ж тебе кажный день водичку на ручки твои белые поливаю, полотенчиком вытираю, булочки и оладики подаю… А ты, паршивец, на деда бочку катишь!

— Ну, дед…

— Ой, собачка! — дед вдруг заметил псину, чешущую бок о забор и подергал меня за рукав. — Федь, а давай мы её себе возьмём? А чего? Будет Дизеля нам на лужайке перед дворцом выгуливать, Тишку да Гришку моих на себе катать. А зимой мы с ней на медведя пойдём. Давай, а?

— Хорошо, дед, вот закончим работу, а завтра уже пойдем на базар и купим тебе самую лучшую собачку. А пока пойдём, а?

— А я эту хочу! Кутя-кутя! — дед кинулся ловить собаку, а та испуганно взвыла и дала дёру. — Стой, собачка, ну куда ты, милая? Стой, паршивка! От же… Да и пёс с тобой. Мы, внучек, лучше у бабки кота умыкнём. Коты, знаешь, как душевно мурлычут? А он еще и здоровенный, поганец, Тишка да Гришка запросто на ём поместятси…

Дед задумался на секунду и вдруг заорал:

— А если какая зараза посмеет моих мальцов забижать, убью! И не держи меня, внучек, как есть убью!

Из чего же самогон этот гнали? Из конопли точно да через мак процеживали. Надо участковому настучать пусть разберётся. А что? Связи у меня теперь в милиции есть.

— …а она такая округленькая была, мяхонькая, за бока её как ухватишь, а она как взвизгнет, ну чистая порося! Вот така она любовь-то внучек…

Кажется, я что-то пропустил.

— Хотя, какая тебе любовь? Эх… Молодой ты ишо… А давай, внучек, — загорелся дед новой идеей, — я тебя на Лялину улицу свожу? Там девки, знаешь какие горячие? Враз с тебя всю печаль сымут! Пошли!

— Стой, дед, куда?! Мы пришли уже, вон церковь наша.

Дед тут же среагировал, заорав на всю улицу, ну точь в точь, как попы в той церкви:

— Господу богу помо-о-олимся!

— Дед! Давай тихонько через ограду лезь и не шуми ты, ради бога!

— Ограда, ограда… — Михалыч пощелкал пальцами, что-то вспоминая. — Точно! Я, помниться через вот такую же ограду сигал, когда от мужа баронессы фон Штраубе драпал. И не поверишь, внучек, как птица перелетел, рукой не касаясь! Сейчас покажу.

— Стой, дед! Верю, я верю, не надо показывать. Давай я тебя подсажу лучше.

— Вот и правильно, внучек, — умилился дед. — Стареньким помогать надо. Хороший ты у меня, Феденька, уважительный к старшим-то.

— Да давай уже, уф-ф-ф… перекидывай ногу через забор! Ну, дед…

Был бы здесь муж баронессы, хана деду. Он повис на заборе мешком и мне пришлось повозиться, чтобы перепихнуть его на ту сторону. Дед свалился, хихикнул и зашептал:

— Давай, внучек прыгай, я ловлю. Только тс-с-с!

Нет уж спасибо, я сам.

Колокольня как я и думал, была заперта. На дверях висел амбарный замок размером с мою голову. У них там казна церковная, что ли?

— Сможешь открыть, Михалыч?

Дед презрительно фыркнул, вытащил из кошеля здоровенный гвоздь, согнул его как-то странно и… замок тихо звякнул и закачался на толстой дужке.

— Ух, ты! Ну, дед, даёшь!

Я потянул створку двери и та тихо распахнулась. Спасибо местному завхозу, хозяйственный, видать человек, не забывает петли смазывать. Дай бог ему здоровья.

Я почти наощупь стал подыматься по лестнице. Как-то машинально я ожидал увидеть тут винтовую лестницу ну, как в башнях замков, но нет, тут прямая лестница упиралась в крохотную площадку, а от неё начиналась новая лестница. Вот по ним мы с Михалычем и карабкались.

За спиной затянул дед:

— Михалыч! Да тише же!

— Михалыч!

— Чавойта, внучек?

— Тише, говорю, добрались наконец-то.

— Ну, наливай тогда!

Я только махнул рукой и, стараясь не задеть толстые веревки, уходящие вверх к колоколам, подошел к краю деревянного помоста и улёгся, вглядываясь в темноту.

А рука сама тянулась к веревке. Я очень явственно представил, как я дёргаю за неё, а колокол лениво и мощно отзывается гулким басом на всё Лукошкино…

Я в самый последний момент отдёрнул руку. Перегаром что ли надышался?

Вокруг было темным темно, лишь впереди метрах в ста от меня тускло светились окна немецкой кирхи, едва-едва освещая территорию вокруг неё. Никакого движения, тишина. Ну, не совсем тишина — недалеко со стороны слышалось слаженное пение и чтение православных молитв. Надо понимать, Никита подсуетился и запряг лукошкинских попов.

— Никого не видно, дед. Михалыч?

Я обернулся. Дед стоял и задумчиво рассматривал веревки колоколов.

— Даже и не вздумай, дед! Кощею нажалуюсь!

— Ябеда, — Михалыч горестно вздохнул и опустился на помост рядом со мной. — Ночь, тишина, пение церковное, благолепие… Сознайся, внучек, а ить так и хочется в колокол бабахнуть?

Я хихикнул и дед присоединился ко мне старческим хеканьем.

— Давай костыль, Михалыч, подготовимся заранее.

Дед закивал и полез в кошель. Порывшись, он торжествующе достал крынку, закрытую тряпицей, перевязанной бечевкой:

— Во!

— Чего «во»?

— Грузди солёные! Откушай, внучек, вку-у-усные…

— Дед! Костыль.

— Костыль, костыль… — дед шарил в кошеле, доставая по предмету и показывая мне. — Мазь вот от поясницы дюже хороша! Не? Ладноть… Сигара Кощеева, топорик вострый, одеяло на лебяжьем пуху, тё-о-оплое…

— Костыль.

— Да помню я про костыль! Что ты меня всё шпыняешь?! Думаешь, совсем память дедушка потерял?.. И зачем я рукавицу от рыцарского доспеха с собой таскаю?.. — дед швырнул железяку вниз и там загремело. — Память у меня, внучек отличная ишо! Вот давеча…

— Костыль

— Дался тебе ентот костыль. Смотри, какая рубаха! Красная, узорами расшита… накинь-ка внучек.

— Костыль.

— Костыль, костыль… Ух ты, табакерка! Из золота, с камешками. Смотри-ка, Федь, это я у эрцгерцога австрийского еще лет тридцать назад спёр! Так до сих пор с собой таскаю. Эх, времена были…

— Костыль. Кощей. Демоны.

— От неугомонный ты, внучек. Костыль, костыль… Маслице свежее из-под коровки… Носки вязанные. Из собачей шерсти, внучек, зимой лучше не придумать! А карта европейская у меня откуда?.. А, это я ведь у посла прихватил случайно… Склянка отрезвляющая… Утюг. Хороший утюг, Федь, тяжёлый… По башке таким врезать…

— Стой, дед! Склянка отрезвляющая?! Ты же божился, что последнюю выпил!

— Путаешь ты что-то, внучек. Ну как я мог последнюю выпить-то, ежели последняя вот она?

— Так дед. Давай немедленно глотай своё зелье. Глотай-глотай, а то враз с Кощеем свяжусь, тогда он тебя уже заставит глотать!

— Злой ты, Федя… — хлюпнул носом Михалыч. — Я ить к тебе всей душой, а ты… А вот и выпью! Вот назло тебе и Кощею твоему распрекрасному, возьму и выпью!