Игнат Коробань - Москалёв. Новобранец космической пехоты [SelfPub]

Васян и Ероха посмеялись вместе со мной над судьбой незадачливого шпиона и попросили, чтобы я рассказал им подробности моего нового приключения. Вечером, после отбоя, мы как обычно решили поболтать на ночь. Выслушав мой рассказ и от души посмеявшись над тем, как я убегал от собаки по ночному полю, Васян спросил:

— А что это за ерунда с гильзой и картошкой? Что значит эта дурацкая конструкция?

— Ну, как сказать, — протянул я. — Надо было с одной стороны, придумать доказательства того, что забор поджигал именно солдат. А как это сделать?

— Подбросить на место преступления что-нибудь военное, — угадал Васян, — например, стреляную гильзу.

— Правильно, — похвалил я его. — А с другой стороны, надо было доказать, что забор поджигал именно Подцонов. Как это сделать?

— Подбросить ему картошку с поля того крестьянина, — с усмешкой продолжил вечер вопросов и ответов Ероха.

— Правильно. А с третьей стороны, надо было, чтобы эти доказательства были связаны между собой и гарантировано привели от крестьянского забора к Подцонову. Для этого пришлось их соединить вместе. Так и получилась конструкция из картофелины, засунутой в отверстие гильзы.

Услышав такое рассуждение, Ероха прыснул.

— Тихо ты! — шикнул на него я. — Народ разбудишь.

— Но ведь это же бред какой-то, — усмехнулся Васян.

— Сработало же.

Подавив приступ смеха, Ероха сказал:

— Все эти доказательства яйца выеденного не стоят.

— Для суда, — возразил я. — Но ведь мне не в суд надо было Подцонова притащить, а только сделать так, чтобы ему стало не до меня.

— Да, — перевернулся на спину Ероха, — ему сейчас не до тебя. Он сейчас свиньям хвосты крутит.

— Ну, помогай ему бог, — вздохнул я. — Вот скажите лучше, друзья мои, как окно, через которое я должен был попасть обратно в казарму, оказалось закрытым?

— Это Васянова идея, — ответил Ероха. — Правда, здорово придумано?

— Неправда, — возразил я. — Зачем это вообще было нужно?

— После того, как ты ушёл, мне пришла в голову мысль, — начал объяснять Васян. — Ведь если бы ответственный или дневальный заметили, что окно не закрыто на задвижку, то утром они бы догадались, что это ты крестьянину забор подпалил. Вот я и решил, что лучше будет окно возле твоей кровати закрыть, а окно, возле кровати Подцонова оставить не закрытым. Тогда, если бы кто-нибудь заметил незакрытое окно, то подумали бы на Подцонова, а не на тебя. А чтобы предупредить тебя, я написал записку и прижал её оконной рамой, когда закрывал твоё окно.

— Гениально, — поразился я. — Да ведь если бы дневальный заметил незакрытое окно, то он его бы сразу закрыл. Я бы всё равно не смог попасть в казарму незамеченным.

— Ну, мы как лучше хотели.

— А если бы твою записку кто-нибудь заметил?

— Да кто там ночью окна разглядывать будет, — отмахнулся Васян. — Не усложняй. Скажи лучше, когда в увольнение собираешься?

— Никогда. Командир полка приказал меня гнобить, поэтому не видать мне увольнения, как своих ушей.

— Это ты зря. Увольнение предоставляет командир роты, а не командир полка, — принялся объяснять Васян. — И запретить увольнение могут, только если ты в чём-то провинишься. А ты у нас всё, в чём был виноват, искупил внеочередными нарядами. И, кроме того, папа Худовского поднял шорох из-за своего Вовы во всех инстанциях, так что командование полка теперь вынуждено делать вид, что соблюдает законы. Так что в ближайшую субботу мы идём в увольнение.

— Ага, — не стал спорить я. — Свобода, огни ночного города, пиво и девчонки. Я спать.

Ни на какие увольнения я, естественно, не рассчитывал. Да и не сказать, что мне уж очень сильно хотелось побывать дома. Что я там не видел? Бабушкиных пирожков? Или её уговоров бросить службу?

В субботу во время обеда Васян напомнил мне об увольнении. Я думал, что он уже забыл об этом разговоре, но казалось, что Васян действительно внёс мою фамилию в список увольняемых от его отделения. Я только отмахнулся. Но когда после обеда Сидоров, объявляя перед строем имена новобранцев, получивших увольнения, выкрикнул мою фамилию, я послушно вышел из строя. Это, конечно, было удивительно. Я посмотрел на стоящего в строю Васяна. Он улыбался от уха до уха. Но тут дошла очередь и до него с Ерохой. Сидоров выкрикнул их фамилии и они тоже вышли из стоя и встали рядом с остальными увольняемыми.

Придя в казарму, мы принялись готовиться к увольнению. Гладили форму, подшивали воротнички и изводили килограммы ваксы, размазывая её по берцам. Через час два десятка новобранцев, и я в их числе, отутюженные и выбритые стояли перед Сидоровым, который прохаживаясь вдоль выстроившейся шеренги, придирчиво осматривал внешний вид и указывал недостатки, которые надо было немедленно устранить. Ещё через пять минут он выдал нам увольнительные записки, в которых значилось, что мы обязаны вернуться в часть до девятнадцати ноль ноль завтрашнего дня.

Затем старшина отвёл нас в штаб и мы в финансовой части получили наше жалование. Обычно новобранцам не выдавали наличные. Всё необходимое мы могли приобретать в магазинчике, находившемся на территории полка и входившем в систему «Армияторг», осуществляющую поставки консервов, военного снаряжения и разных мелочей для вооружённых сил Земной Федерации. Все расходы продавщица записывала на счёт новобранца, осуществлявшего покупку, и эту сумму вычитали из его жалования. Так что наличные деньги новобранцу были без надобности. Попутно это решало проблему воровства и вымогательства. Ни воровать, ни вымогать было попросту нечего. Иное дело увольнение. Находясь за пределами части солдат не должен выглядеть нищебродом и слоняться по улицам как неприкаянный. Он должен иметь возможность отдохнуть от служебной рутины, а для этого требуется наличность. Да и проезд до места отдыха, даже если новобранец всё время увольнения собирается провести дома, тоже стоит денег. Поэтому увольняемым выдавали всю задолженность по жалованию, имеющуюся на момент увольнения. Деньги небольшие, но сходить в кино или выпить кружку пива в баре вполне хватало. После возвращения в часть новобранцы сдавали оставшиеся деньги обратно в финансовую часть и их снова вносили на их счёт. Я, в отличие от других, не часто посещал «Армияторг», ограничиваясь покупкой бритвенных принадлежностей, поэтому за три месяца службы у меня на счёте скопилась более-менее приличная сумма.

Выйдя за ворота, я остановился. Было непривычно иметь возможность идти куда угодно и делать что угодно. По территории части мы ходили только строем, только в определённые места и только по расписанию. Здесь же мне была предоставлена такая степень свободы, от которой я успел не просто отвыкнуть. Я не знал, что с этой свободой делать.