Николай Ободников - Viva Америка

Козетта, увидев сумку Лесли, изящно подняла тонкую бровь:

— А это еще что за кошмар дизайнера?

— Этот «кошмар дизайнера» — радость подпольщика. — И Лесли, с трудом перебросив сумку через плечо, ласково погладил ее. — Ржаной Алекс, время на исходе! Либо вламываемся так, либо…

— …нам на этом порожке вломит одна навязчивая мировая держава. Знаю. — И я удовлетворенно вынул ключ из паутины.

— Эй-эй-эй! Никакого взлома с проникновением! Это — противозаконно и невежливо! — тут же встрял Фуз.

— Противозаконно и невежливо — такой лысиной пилотов слепить, — огрызнулся я, отпирая дверь. — Всё, входим — пока блики фонарей от чьего-то черепа не приняли за вспышки на солнце!

Козетта послала лысине растерявшегося Фуза воздушный поцелуй и незамедлительно скользнула внутрь. За ней следом просеменил Лесли, пошатываясь под тяжестью своей сумки.

Я приглашающе помахал Фузу:

— Заходи уже, дуболом.

Фуз с достоинством одернул простреленную жилетку и тоже вошел, обдав меня запахом анальгетиков и осязаемым неодобрением. Я последовал за ним, и тяжелый воздух магазинчика, пропитанный духом книг и нотками имбирного печенья, садистки дернул меня за волоски в носу.

Я включил свет и с тоской огляделся. В небольшом торговом зале стояли башни из фолиантов, насаженных на штифты из металла. Из книг же были сделаны шкафы, полки и даже витрина, рядом с которой мягко светился голубоватый аквариум.

Рыбки в аквариуме, как и ожидалось, плавали разноцветными брюшками кверху, несмотря на автоматическую кормушку. Так случалось каждый раз, когда мы с Беном куда-либо отлучались. И каждый раз Бен строго-настрого запрещал мне приближаться к аквариуму, не говоря уже о том, чтобы дать возможность остановить этот рыбий мор или хоть как-то объяснить его.

— Объект поисков и место поиска? — деловито осведомился Лесли.

— Дневники, — нехотя ответил я, идя к лестнице на второй этаж. — Точнее — два дневника. Один вроде должен принадлежать какому-то капитану, а второй — его капеллану. Где они находятся — не знаю. По понятным причинам мы с Беном не дошли до этого. Но напоминаю всем любителям секретов, законов и шахмат: дневники — моя собственность! Это ясно?!

— Безусловно! — хихикнул Лесли и с удовольствием покрутил чуб. — Итак, неугодные! У нас около десяти минут! Ищем в стенах, ящиках и сливных бачках! Хих! Обращаем внимание на скрипы, мерцания и царапины на полу!

— А если я решу поскрипеть — например, кроватью? — невинно поинтересовалась Козетта.

Лесли поучительно поднял палец:

— Только если не подозрительно.

— Эй, милый!.. — вдруг нежно позвала меня Козетта и застенчиво подошла ко мне.

Я насторожился:

— Чего тебе?

Козетта зажала носик и побрызгала на меня ягодными духами из портфеля.

— Прими душ! — бесстыдно проворковала она.

— Теперь-то уже точно, — раздраженно шепнул я ей. — Что, всё-таки решила шахматную доску продемонстрировать?

— Пф-ф! Чтобы убедиться в том, что со мной твоя партия закончится «детским матом»? — звонко рассмеялась Козетта, начиная копаться к коллекции курительных трубок, которые ради интереса собирал Бен.

Я с улыбкой поднялся на второй этаж. Здесь мы с Беном жили, несмотря на наличие внизу двух жилых комнат и кабинета.

— Эм… Алексей Ржаной? — раздался позади встревоженный голос Фуза.

— Ну что еще? — недовольно обернулся я. — Тебе что, зону поисков определить? Начни с мусорки: Бен иногда по рассеянности в документы рыбу заворачивал.

Фуз, вытянув шею, неуклюже прислушался, не идет ли кто.

— Гантер Нойманн! — наконец страшным голосом произнес он, так же страшно вытаращив глаза.

— Это еще кто? — поморщился я. — Какой-то известный стилист, сдирающий с тебя за полировку лысины ползарплаты?

— Лесли Прискок — это и есть Гантер Нойманн! — взволнованно прогудел Фуз. — В такси была его фотография! Я узнал его! Только — ш-ш-ш! Этот псих состоит у нас на особом учете! На его счету недоказанные смерти нескольких агентов, незаконные хранение и оборот оружия, нападение со швейными принадлежностями на прохожих и — перерезанные тормоза в машине родителей!

Я на мгновение замер, переваривая услышанную информацию.

— Послушай, Фуз, иди займись поисками, — утомленно попросил я, заходя в свою комнату. — А еще лучше — сядь куда-нибудь в уголок и стукни себя по лбу своим мваначама! Мне в душ надо!

— Мулунгу, дай мне стойкость абаши [30] Африканский дуб. Ни добавить, ни отбавить. Всё. ! — возмущенно пробормотал Фуз, целуя медальон. — Прошу, не дай этому русскому и дальше оскорблять твоего верного слугу закона!

— Погоди-ка, а как ты из своей конторки-то сбежал? — поинтересовался я, начиная раздеваться. — Как я понимаю, твой Мулунгу прокатил тебя на своем национальном копье и не помог со всем разобрался, да?

На висках у Фуза вскочили бугристые венки, а сам он с негодованием сжал огромные кулачищи. Я примиряюще поднял руки, и Фуз сдержанно выдохнул.

— Я там кое-что быстро проверил… — крайне неохотно сказал Фуз. — Ну… в общем… есть только доказательства моего содействия тебе в бегстве. Вот. В остальном же — записи стерты, мои ключи украдены, а в радиопереговорах только о том, какой я болван!

— А ты не болван? — с сомнением уточнил я.

— Нет!

— Тогда чего стоишь и смотришь, как другой мужик раздевается?! — разозлился я, стягивая трусы. — Или что, хочешь увидеть анатомический вариант русского слова «хрен»?!

— Всё-таки верно подмечено: Россия — это просто континент [31] «Россия — это континент, который притворяется страной. Россия — это цивилизация, которая притворяется нацией». Сия дерзость исторглась из председателя Еврокомиссии Ж. М. Баррозу. . — И Фуз с мрачным выражением на лице пошел обыскивать магазинчик.

— «Мы — русские! Какой восторг!» [32] «Мы — русские! Какой восторг!» Сей воодушевляющий посыл изрек великий русский полководец А. В. Суворов. — довольно крикнул я Фузу по-русски, залезая под горячие струи душа.

Я быстро смыл с себя вонь канализации и пот, а также — духи Козетты, после чего торопливо переоделся в первое, что оказалось чистым и свежим. Натянув новехонькие джинсы, я надел оранжевую футболку и васильковую ветровку. Затем я обул непрактичные белые кроссовки и взглянул на себя в зеркало: изображенные на футболке глаза-глазуньи и улыбка-бекон тут же заставили мой живот жалобно квакнуть.

Выйдя из комнаты, я натолкнулся на Лесли и Козетту. Они осматривали коридор и переговаривались.

— Бастьен! Да будь эти кадры хоть трижды великолепными — они никого не тронут! — убежденно хихикнул Лесли, простукивая стены.

Козетта элегантно подошла к висевшей картине с пасторальным пейзажем и бережно сняла ее.