Константин Соловьев - Восьмое Небо

- Два, - спокойно заметил мистер Роузберри, поворачиваясь к Дядюшке Крунчу и Алой Шельме, - Но вы так ничего и не поняли. Кета не умеет считать.

Привалившийся к стене Габерон застонал. Он выглядел как человек, едва удерживающийся в сознании – лоб бледный, покрытый испариной, глаза потускнели, как предрассветные звезды.

- Ринни… Убирайся отсюда. Я не знаю, какие… кх-кх… какие фокусы оно использует, но ты с ним не сладишь. «Вобла». Возвращайся на корабль. Ржавый старик, хоть ты понимаешь…

Дядюшка Крунч понимал. Ринриетта должна уцелеть. Растопырив лапы и щелкая захватами, он пошел на мистера Роузберри, стараясь производить побольше шума и разрушений. Он безжалостно давил и калечил дорогую мебель, проламывал стены, заставляя сотрясаться перекрытия, рычал так, что звенело уцелевшее стекло. Поршни в его ногах осекались, отчего его вело в сторону, как рыбу с оторванным плавником, но пока он мог сохранять равновесие, он должен был попытаться.

«Беги! – мысленно взмолился он, глядя на Ринриетту, - Беги же, чтоб тебя!»

Нечего было и думать попасть тяжелой неуклюжей лапой по мистеру Роузберри – тот танцевал вокруг неповоротливого голема, хихикая и карикатурно отставив руку с оружием – точно участвовал в танце с неуклюжим партнером. Дядюшка Крунч несколько раз чуть не задел его, но, в отличие от Ринриетты, был достаточно хладнокровен, чтоб понять – его заслуги в этом не было.

Он знал, что у него почти нет шансов даже зацепить противника, но сейчас он и не думал об этом. Главное – прикрыть телом Алую Шельму, дать ей крошечную передышку. И если Роза направит ей ветер благоразумия, капитанесса воспользуется этой передышкой, чтоб бежать…

Мистер Роузберри зевнул, изящно прикрыв рот накрахмаленным платком.

- Немного однообразно, - пожаловался он, столь свежим голосом, словно последние несколько минут не размахивал рапирой, а пил чай, сидя на кушетке, - А однообразие обладает свойством утомлять. Надеюсь, господа, вы не станете меня упрекать, если я отброшу объедки и сразу возьмусь за десерт?.. «Барбатос», он твой.

* * *

Дядюшка Крунч занес для удара правую руку. Но Мистер Роузберри в этот раз почему-то не стал отступать. Даже не поднял оружие. Просто стоял и насмешливо улыбался, не делая попытки отстраниться. Дядюшка Крунч знал, что другого шанса ему не представится. Заревев от ярости, он попытался ударить, но уже занесенная рука не шевельнулась. Грузовой захват на ней висел мертвым грузом. Неужели перебита силовая передача?.. Дядюшка Крунч хотел было отступить, но обнаружил, что и ноги его не слушаются.

Он чувствовал себя кораблем, внутрь которого прорвалась вражеская абордажная команда, принявшаяся молниеносно рубить канаты, связывающие паникующее сознание с телом. Они начали с мелких механизмов, отвечающих за управление равновесием и захватами, но в считанные секунды подчинили себе все, так, что Дядюшка Крунч не успел даже вскрикнуть. У него больше не было тела. У него не было голоса. Он превратился в неподвижную статую, которая никогда не сможет опустить поднятую для удара руку.

Но еще хуже страшного ощущения беспомощности было ощущение того, что его сознание больше не было одиноко в стальном теле. Что-то прикоснулось к нему. Что-то постороннее, пришедшее извне, просочившееся в щели и теперь сворачивающееся внутри, облепляющее изнутри липкой серой паутиной. Дядюшка Крунч хотел заблуждаться, но слишком хорошо знал, что это.

«Барбатос», невидимый хранитель Эребуса. Убийца «Малефакса». Послушный слуга и палач «Восьмого Неба».

Дядюшке Крунчу было чуждо отвращение. Не наделенный ни плотью, ни воображением, он не понимал, что ужасного находят люди в несвежей пище или зрелище мертвеца. Теперь же он осознал это в полной мере.

То, что затапливало его изнутри, было не просто сгущенной магией. Это было чьей-то чужой волей, сладострастной, ненавидящей и отвратительной одновременно. Она захватила тело голема не просто подчиняясь приказу, она испытывала при этом сладострастное удовлетворение, наблюдая за тем, как отчаянно он пытается сопротивляться и упиваясь его страхом. И если это был «Барбатос», то Дядюшка Крунч готов был поклясться, что ничего более омерзительного ему встречать не приходилось.

От того, что вторглось в его тело, разило скверной, разложением, чем-то гибельным и больным. Если бы Дядюшка Крунч не знал, что это гомункул, он принял бы его за бесплотное, выползшее из Марева, чудовище. Чудовище, которое, урча от наслаждения, принялось поедать его изнутри.

Мистер Роузберри отвесил ему шутовской реверанс. Уже не опасаясь тяжелых лап абордажного голема, он приблизился и фамильярно похлопал его по броне.

- Иногда я завидую магическим существам, - прощебетал он, наблюдая за корчащимся в борьбе за собственное тело големом, похожим на сломанную заводную куклу, - Они неподвластны законам физики, они сильнее нас, они – жители иного мира, бесконечно более сложного и богатого. Но есть в этом и определенные недостатки, неправда ли?..

Дядюшка Крунч все еще сражался за собственное тело, хоть и чувствовал всю тщетность этого последнего боя. Это не было похоже на схватку посреди объятой пламенем палубы, сила, с которой он сражался, была настолько несопоставимо сильнее его, что даже не рассматривала голема как противника. Он попытался занести руку для удара, удара, который должен был разнести вдребезги голову мистера Роузберри, но поздно. Тело уже не принадлежало ему.

Дядюшка Крунч слышал сдавленный визг собственных торсионов – его собственное тело стало мертвой многотонной массой, клонившейся вниз, массой, которой он больше не мог ничего противопоставить. И он упал, с грохотом и гулом, как падают все большие механизмы, упал так, что во всем зале подскочила мебель, а на дорогом паркете образовалась безобразная вмятина.

- Он еще жив, - мистер Роузберри быстро потерял интерес к поверженному противнику, беспечно повернувшись к Дядюшке Крунчу спиной, - А ведь «Барбатос» мог сжечь его в мгновение ока. Превратить его сознание в тлеющие угли. Возможно, я и прикажу ему это сделать, но позже. Один, госпожа Уайлдбриз! Предельная высота! Если вы не кета, лучше повернуть назад…

Алая Шельма зло усмехнулась, поднимая саблю. Подаренный ей перерыв она использовала не для того, чтоб сбежать, а для того, чтоб восстановить силы. И сейчас, несмотря ни на что, собиралась броситься в бой. Зная, что он станет последним боем в ее не очень-то долгой жизни.

- Зря, - мистер Роузберри с противоестественной легкостью перехватил первый же удар, который должен был отделить его голову от торса, - Я снижу оценку за вашу непроходимую глупость, но все же накину полбалла за упорство. Оно и в самом деле впечатляет.