Константин Соловьев - Восьмое Небо

- В таком случае дай мне возможность поговорить с ним лично. Я объясню, я…

- Извини, я думала ты знаешь, что мой дед – король Каледонии. И у него есть много более важных дел, чем допрашивать каждого пирата лично.

Ринриетта почувствовала, как подбородок сам собой поднимается, а скулы теплеют, предвещая наступление пунцового румянца.

- Я капитанесса, черт побери! Мне казалось, в Каледонии это еще что-то значит!

Девушка в форме королевского военно-воздушного флота перестала писать и подняла на Ринриетту глаза. Не полупрозрачные глаза Киндерли Ду Лайон с их смешливыми сполохами. Спокойные и внимательные серые глаза Линдры Драммонд.

- Капитанесса чего? – негромко спросила она.

- Ты…

- Я же сказала, я читала протоколы допроса. Твой корабль сгорел и рухнул в Марево, вы с экипажем спаслись на шлюпке и были взяты в плен воздушной пехотой Каледонии. Или здесь есть неточности?

Ринриетта сделала глубокий вдох. Как тогда, на палубе, когда пыталась в ледяной звенящей пустоте сохранить в легких хоть немного кислорода.

- Нет.

Она видела, как умирала «Вобла».

Роза Ветров не проявила снисхождения к старой баркентине. Смерть «Воблы» была не быстрой и легкой, как у тех кораблей, что падают, разбитые вражескими ядрами, а мучительной, долгой, жуткой, как у тяжело больного животного. «Вобла» стонала, когда с ее нижних палуб наверх пробивалось пламя, когда доски, из которых состояло ее старое тело, лопались от жара, а остовы мачт скрежетали, неумолимо склоняясь и превращаясь в обгоревшие деревянные обрубки. Огонь терзал «Воблу» изнутри. Запертый в ее огромном чреве, он искал пищу – и находил ее. От огромного жара над верхней палубой дрожал воздух, в небе, провожая гибнущий корабль, плыли изломанные угольные хвосты дыма.

В этом огне гибли и чары.

Ринриетта, застыв на руинах квартердека возле безжизненного тела Дядюшки Крунча, видела, как в гудящем пламени лопаются разноцветные пузыри и мельтешат магические испарения. Чары не чувствовали боли, они сгорали мгновенно вместе с древесиной, в которую были заключены, успев напоследок лишь выкинуть очередной бессмысленный фокус. Горящая веревка в какой-то миг превратилась в коровий хвост. Дым над горящим баком вдруг окрасился во все цвета радуги. Кто-то невидимый на нижней палубе стал отчетливо насвистывать «Сазанью свадьбу» - и насвистывал до тех пор, пока объятые пламенем доски с грохотом не рухнули вниз, превратив трюмную шахту в развороченную пылающую дыру.

«Корабль не спасти, - произнес «Малефакс», - Пора уходить».

Ринриетта не могла оторвать взгляда от полыхающей палубы. Она стояла, не чувствуя, как от наваливающегося жара едва не трещит обнаженная кожа, как с предательским треском лопающихся бимсов проседает палуба, как превращаются в жирную копоть когда-то переполненные ветром паруса. Кто-то поднял ее и понес к шлюпкам. Возможно, Габерон. Она не была уверена.

Должно быть, на какое-то время она потеряла сознание, потому что очнулась уже на борту шлюпки. Кто-то держал ее за плечо, кто-то успокаивал, кто-то лихорадочно орудовал веслами – всего этого она не замечала. Она смотрела, как объятая огнем «Вобла» медленно, без всплеска, погружается в Марево, оставляя на его поверхности алые отблески. Единственное сокровище Восточного Хуракана, которое он смог сберечь и передать своей внучке, уходило в пучину из ядовитых чар. И Ринриетта наблюдала за ним до тех пор, пока поверхность Марева вновь не сделалась гладкой и однообразной.

Вид гибнущей «Воблы» потряс ее столь сильно, что следующие несколько дней она провела в бреду, от которого, по счастью, осталось мало воспоминаний. Корди то и дело клала ей на горячий лоб пропитанный облачной сыростью компресс, «Малефакс», которого Тренч держал на коленях, что-то уныло бормотал, а Мистер Хнумр беспрестанно бродил с носа на бак и обратно, ругаясь на тесноту, голод и скуку на своем сопящем и непонятном наречии.

Кажется, они ускользнули от «Аргеста», затерявшись в облаках. Даже очнувшись от долгого забытья, Ринриетта не задумывалась об этом. Часами напролет она молча сидела на банке, бессмысленно глядя за борт, позволяя ветру фамильярно трепать себя за волосы. Все кончено. Спустя несколько дней бессмысленного дрейфа она все еще чувствовала острый запах горящего дерева и видела точно наяву груду изуродованных доспехов – все, что осталось от Дядюшки Крунча.

Она не встрепенулась даже тогда, когда из облаков вынырнул, шипя раскаленным металлом, паровой катер с развевающимся на корме флагом Каледонии. Все это уже не имело значения. И когда плечистый воздушный пехотинец защелкнул на ее запястьях кандалы, Ринриетта испытала лишь короткий приступ облегчения – все закончилось.

Тогда она еще не знала, что Роза приготовила для нее последнее унижение.

Линдра что-то сосредоточенно писала, макая перо в маленькую переносную чернильницу. Смотреть на нее было мучительно, как смотреть на горящий корабль, тонущий в алой пучине. Но Ринриетта смотрела, борясь с желанием выскочить из этой комнаты. Пусть обратно в ледяную сырость каземата, пусть снова в кандалы…

- Ты все-таки сделала это, да?

- Что? – Линдра озадаченно уставилась на нее поверх исписанного листа, - Что ты имеешь в виду?

- Твой корабль. Ты все-таки назвала его «Линдра». «Линялый дракар», да? Как тот наш диван на крыше… «Лин.Дра». Наш секретный шифр.

- Да, - Линдра опустила глаза, - А теперь не мешай, пожалуйста.

Ринриетта тоскливо подумала о том, что если б ее висельная веревка прибавляла по дюйму длины за каждую строку протокола, для завтрашней казни пришлось бы пригласить апперов – во всей Унии не сыщется острова, висящего достаточно высоко в небесном океане…

- Жаль, я не видела твоего корабля, - не зная, чем занять руки, она сняла свою потрепанную треуголку и стала бесцельно мять ее в руках.

- Он был совсем небольшим. Скорее, обычная яхта для прибрежных путешествий. Такие корабли не созданы для открытого океана.

- А ты мечтала о трехмачтовой шхуне.

Линдра, оторвавшись от бумаги, смерила ее взглядом, от которого Ринриетта мгновенно вспомнила холодный неласковый ветер Аретьюзы.

- Дети никогда не мечтают о чем-то путном. А я тогда была ребенком, начитавшимся

легкомысленных книг и не в меру восторженным.

- Но ты выросла, - кивнула Ринриетта.

Слова эти должны были прозвучать комплиментом, но отчего-то лишь родили во рту непонятную горечь.

- Да, - Линдра легким движением отбросила со лба прядь волос, - Семь лет оказались для этого достаточным сроком. И теперь я благодарна Розе за то, что та не позволила мне уцепиться за этот зыбкий и опасный ветер. Он не привел бы меня к добру. Дети склонны бежать от того, что не желают принять, чего боятся. А я…