Константин Соловьев - Восьмое Небо

Мистер Роузберри взвыл от бессильной злобы. Удивительно, но хоть это вышло у него по-женски.

- «Барбатос!» - он яростно топнул ногой по палубе капитанского мостика, - Немедленно остановись! Я, твоя хозяйка, приказываю тебе это! Оставь остров, ты, грязное ничтожество! Он тебе не принадлежит!

- ТЫ ДЕЛАЕШЬСЯ НАДОЕДЛИВ.

Бесплотный голос казался невыносим – словно кто-то скоблил тупым ножом старую кость. Но Ринриетта знала, что будет его слышать, даже если заткнет уши.

- Остановись или ты пожалеешь!

Вздох гомункула был вздохом самого Марева. Липким, протяжным и нечеловеческим.

- Я ХОТЕЛ ОСТАВИТЬ ТЕБЯ НАПОСЛЕДОК. ТВОИ МУКИ ПОЗАБАВИЛИ БЫ МЕНЯ, КОМПЕНСИРОВАВ ВСЕ НЕУДОБСТВА. НО, ВОЗМОЖНО, МНЕ СТОИТ ПЕРЕСМОТРЕТЬ ПОРЯДОК…

Мистер Роузберри зарычал.

- Ах, так? Ну хорошо же! Сейчас посмотрим, кто кому подчиняется…

Он бросился бежать, одергивая развевающийся подол. Но не к выходу с капитанского мостика, как ожидала Ринриетта, а в противоположную сторону, к стоящему в углу несгораемому шкафу. Что у него там? Пистолет? Ринриетта едва не фыркнула, представив себе подобную дуэль.

Но мистер Роузберри вытащил отнюдь не оружие. В руках у него оказался небольшой бочонок, который Ринриетта опознала с секундным опозданием – и лишь потому, что не так давно сама держала подобный в руках. Вместилище гомункула. Пропитанный чарами контейнер, внутри которого прячется магический дух.

- Не хочешь выполнять мои приказы? – отрывисто спросил мистер Роузберри, - Ну что же, посмотрим, что случится, когда я раздавлю тебя, как яйцо!

Бочонок в его руках опасно затрещал. Сработанный с достаточным запасом прочности, чтоб выдержать любой шторм или падение, он не был рассчитан противостоять нечеловеческой силе. Но Ринриетта так и не услышала треска раздавленных досок.

- СМЕЛАЯ ПОПЫТКА. НО ТЫ КОЕ-ЧТО ЗАБЫЛ.

Мистер Роузберри осклабился, не выпуская из рук бочонок.

- Что?

- ТЫ ПРИНЯЛ МОЮ СИЛУ. А ЗНАЧИТ, В ТВОИХ ЖИЛАХ ТЕПЕРЬ ТЕЧЕТ И ЧАСТЬ МОЕЙ КРОВИ.

Мистер Роузберри замер. Возможно, пытался понять, что сказал «Барбатос». А может, что-то почувствовал – Ринриетте показалось, что она заметила испуганный блеск его глаз.

- Что это ты хочешь ска…

- ТЫ ПРИНЯЛ ДАРЫ МАРЕВА. О НЕТ, Я НЕ СТАНУ ИХ ЗАБИРАТЬ. НАПРОТИВ. Я ПОЗАБОЧУСЬ, ЧТОБ ТЫ ПОЛУЧИЛ ВСЕ СПОЛНА.

Несколько секунд ничего не происходило. Этих секунд хватило мистеру Роузберри, чтобы взвыть от ярости. А потом раздался треск.

Но трещал не бочонок. Трещало его собственное тело, внезапно выгнувшееся дугой. Это было так жутко и неестественно, что Ринриетта ощутила вместо страха тысячи уколов по всему телу – словно кто-то приложил к ее коже несколько сотен холодных канцелярских кнопок. Но мистер Роузберри, похоже, испытал что-то несоизмеримо худшее - он отрывисто и протяжно закричал. Его тело задрожало, оборки затрепетали, как вуали быстро двигающейся медузы. С ним явно происходило что-то зловещее, нехорошее, и Ринриетта машинально попятилась, чтоб держаться от него подальше.

Кожа мистера Роузберри в тех местах, где не была прикрыта платьем, стала меняться. Она наливалась нездоровым алым цветом, скрыть который была бессильна даже пудра, пока не стала розовой, как у страдающих малярией. Мистер Роузберри действительно выглядел так, словно страдал страшным недугом – глаза вылезли из орбит, рот тщетно хватал воздух. Но это было что-то стократ худшее, чем самая мучительная форма малярии. Тело под платьем вдруг забурлило, тонкий черно-белый шелк не мог скрыть того, как образуются провалы в одних его местах и растут выпуклости в других. Словно в его теле рассасывались и образовывались новые кости, а кожа стала каучуковой и тянущейся.

- Невинные оладушки… - прошептала Ринриетта, не заметив, что использует ругательство Сырной Ведьмы.

Мистер Роузберри отшатнулся, все еще сжимая руками бочонок с гомункулом. Он двигался неестественно и резко, словно никогда не имел дела с человеческими суставами. Рот застыл в так и не законченном крике, губы вдруг съежились и втянулись внутрь рта, зато нос стал наливаться тяжестью, превращаясь в подобие огромной капли, висящей на лице. Глаза выпучились до такой степени, что превратились в едва видимые бусины в окружении вздувшейся кожи.

- ТЫ ХОТЕЛ ВЛАСТИ, - прошипел «Барбатос» с нечеловеческим злорадством, - ТЫ ВЕЩАЛ О НОВОЙ ЭПОХЕ, НО ТЫ ВСЕГДА БЫЛ ЛИШЬ ЖАДНЫМ ДЕЛЬЦОМ, СЛИШКОМ ОЗАБОЧЕННЫМ САМИМ СОБОЙ. ТЫ ЖАЖДАЛ МОГУЩЕСТВА, НО БЫЛ СЛИШКОМ САМОУВЕРЕН, ЧТОБ ЗАДУМЫВАТЬСЯ О ЕГО ИСТОЧНИКЕ. Я ПОКАЖУ ТЕБЕ, КАКОВО БЫТЬ СЛУГОЙ. КАКОВО, ОБЛАДАЯ СИЛОЙ, ВЫПОЛНЯТЬ ЧУЖИЕ ПРИКАЗЫ. Я ПОКАЖУ ТЕБЕ ТВОЮ СОБСТВЕННУЮ НОВУЮ ЭПОХУ.

Раздался треск ткани – она уже не могла сдерживать бурлящую плоть и рвалась по швам, обнажая слизкую пористую кожу. Но еще более жуткие перемены происходили с конечностями мистера Роузберри. Они вдруг стали упруго гнуться, словно и в руках и в ногах исчезли суставы, истончились, каждый палец обратился побегом, очень быстро увеличивающимся в длине. С влажным всхлипом они вдруг покрылись огромным количеством пульсирующих розовых оспин, и только тогда Ринриетта поняла, что это – присоски.

Осьминог. Мистер Роузберри превращался в огромного осьминога.

Кажется, он и сам понял, что с ним происходит, но был бессилен что-то изменить. Его голова раздулась и мягко покачивалась на надувающемся теле, уже лишившемся шеи, огромный нос свисал с нее бесформенным бурдюком. Шелк трещал, лопаясь и превращаясь в лохмотья, не скрывающие все новых и новых изменений. Но страшнее всего были глаза. Они уже не были человеческими, но каким-то образом отражали человеческую муку, застывшую в темных провалах.

- В СВОЕМ ЖЕЛАНИИ УПРАВЛЯТЬ ТЫ САМОУВЕРЕННО ПРИНЯЛСЯ ПРОКЛАДЫВАТЬ СОБСТВЕННЫЕ ВОЗДУШНЫЕ ТЕЧЕНИЯ. КАКОВО ТЕБЕ СЕЙЧАС?

Мистер Роузберри рухнул на палубу, издав хлюпающий звук – у него больше не было конечностей, способных выдержать его вес. Все удлиняющиеся щупальца тщетно пытались зацепиться за стены и палубу, оставляя влажные полосы.

«Барбатос» оглушительно расхохотался.

- НУ КАКОВО ЭТО? – проскрежетал он, наблюдая за огромным моллюском, беспомощно распластанным на палубе, - ТЫ ХОТЕЛ УПРАВЛЯТЬ ВСЕМ МИРОМ, НО ТЕПЕРЬ НЕ МОЖЕШЬ УПРАВЛЯТЬ ДАЖЕ СОБСТВЕННЫМ ТЕЛОМ. ВОТ ТЕБЕ ДАР МАРЕВА.

Осьминог в обрывках платья каким-то образом сумел издать почти человеческий всхлип и вдруг, ожесточенно работая всеми щупальцами, неуклюже пополз к выходу. Это выглядело жалким подобием его былой грациозности, но Ринриетта не могла оторвать взгляда от этого зрелища.

То, что было мистером Роузберри влажно шлепнулось на трап и скатилось по нему куда-то вниз, оставив после себя лишь липкие лужицы на металлических поверхностях и брошенный в углу бочонок с гомункулом.