Константин Соловьев - Восьмое Небо

- ТЩЕСЛАВНОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ, - презрительно прошипел «Барбатос» ему вслед, - КАК И ВСЕ ОНИ. ОНИ ДУМАЛИ, ЧТО Я СТАНУ ИХ ОРУЖИЕМ. НО ВМЕСТО ЭТОГО САМИ СТАЛИ МОИМИ ИГРУШКАМИ. ТЕПЕРЬ ТВОЯ ОЧЕРЕДЬ, РИНРИЕТТА УАЙЛДБРИЗ.

Это был голос самого Марева. Торжествующий, вибрирующий, отравленный. Ринриетта до боли в висках пыталась заткнуть ладонями уши, но с тем же успехом можно было дуть в парус, чтоб придать скорость кораблю. Этот голос проникал в нее тысячами ядовитых ручейков, скапливаясь внутри и заставляя съеживаться в приступе тошноты. Этот голос гипнотизировал, подавляя мысли, вколачивая их куда-то глубоко, как гвозди в корабельную палубу, оставляя на поверхности лишь беспросветный ужас и желание подчиниться. Наверно, это и была Музыка Марева, заставляющая людей творить безумства, но теперь она разносилась по всему воздушному океану.

- ГДЕ ОНИ? ГДЕ ТЕ ВКУСНЫЕ ЧАРЫ, ЧТО ТЫ ПРЯТАЛА НА СВОЕМ КОРАБЛЕ? ОТВЕЧАЙ. В МОИХ СИЛАХ СОТВОРИТЬ С ТОБОЙ ТАКОЕ, ПО СРАВНЕНИЮ С ЧЕМ ПРЕВРАЩАЕНИЕ В ОСЬМИНОГА ПОКАЖЕТСЯ ДЕТСКОЙ ШАЛОСТЬЮ.

Ринриетта хотела ответить. Невидимые кольца Марева стиснули ее, выжимая ответ из груди прямо сквозь плотно сомкнутые зубы.

- Я… не знаю. Не знаю, о чем ты.

Марево вздохнуло. Оно умело быть терпеливым. Оно существовало тысячи лет.

- Я ЧУВСТВОВАЛ СЛЕД. НА ТВОЕМ КОРАБЛЕ БЫЛИ ЧАРЫ. ОСОБЫЕ ЧАРЫ. ОНИ РАЗДРАЗНИЛИ МОЙ АППЕТИТ. Я И СЕЙЧАС ОЩУЩАЮ ИХ ПРИСУТСТВИЕ, НО СОКРЫТОЕ. ИХ ИСТОЧНИК ГДЕ-ТО ПОБЛИЗОСТИ. ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО СМОЖЕШЬ СПРЯТАТЬ ИХ ОТ МЕНЯ?

- Нет… я… нет… Хватит! Это все мой корабль! Чары были в нем!

- ТВОЙ КОРАБЛЬ БЫЛ СТАРОЙ РАССОХШЕЙСЯ ДОСКОЙ. Я ЧУВСТВОВАЛ ЕГО СМЕРТЬ. НЕ ВЗДУМАЙ МЕНЯ ОБМАНЫВАТЬ. ГДЕ ТЫ СПРЯТАЛА ТО, ЧТО ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ?

Ринриетта попыталась выпрямиться во весь рост, но сила, которая ей противостояла, даже не заметила ее сопротивления. Она навалилась на нее сразу со всех сторон – сокрушающий все на своем пути багровый прилив. На несколько секунд в этом приливе пропало все – мысли, чувства, даже окружающий мир. А когда Ринриетта вновь смогла открыть глаза, оказалось, что она стоит на коленях и хрипит, тщетно пытаясь вдохнуть. Ее горло охватила висельная петля, такая тугая, что гортань норовила в любой миг треснуть, как бамбуковый побег, в голове пульсировала горячая кровь. Петля была столь реальна, что Ринриетта ощущала запах старой пеньки и смолы, но ее пальцы, слепо шарившие по шее, не ощущали ничего кроме кожи.

- Я МОГУ ДЕРЖАТЬ ТАК ТЕБЯ ЧАСАМИ. ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ТЕЛО – ХРУПКИЙ СОСУД, НО ПРИ ДОЛЖНОМ УМЕНИИ ЕГО МОЖНО ПОДДЕРЖИВАТЬ В ЖИВОМ СОСТОЯНИИ ОЧЕНЬ ДОЛГО. ЭТО ПОКАЖЕТСЯ ТЕБЕ ВЕКАМИ, ЕСЛИ БУДЕШЬ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ.

Ринриетта всхлипывала, согнувшись в три погибели, едва не царапая лоб о металлическую палубу. При одной мысли о сопротивлении делалось еще более дурно. Сейчас она призналась бы в чем угодно, выложила все, что знает, если бы только знала, о чем говорит это чудовище. Чары… Что за чары были на «Вобле»? Что было их источником? Эта мысль беспомощно трепетала, как рыбий хвостик, создавая лишь колебания воздуха.

Дядюшка Крунч? Какая-то сила вдохнула в него жизнь и наделила разумом, быть может, сила слепая и бездумная, а может, расчетливая и непознаваемая. Или он сам был этой силой? Он возник из небытия именно тогда, когда деду нужна была помощь. И оставался возле нее самой все время, когда помощь нужна была ей. Может, он и был источником магического возмущения?

Или Корди? Ее расфокусированная магическая сила не раз приводила к самым непредсказуемым последствиям. И пусть силу эту она почти не могла контролировать, возможно, именно ее почувствовал своим дьявольским чутьем рожденный Маревом гомункул?

Шму? В ее тщедушном теле было заключено слишком много загадок, далеко не все из которых нашли свои ответы.

А может, Тренч? Молчаливый бортинженер никогда не выказывал близкого знакомства с магической материей, но, без сомнения, его странный талант имел загадочную природу. Что, если он все это время был таинственным маяком, фонтанирующим невидимыми чарами?

Или… «Малефакс»? Дефектный гомункул, способный работать лишь на таком безумном корабле, как «Вобла», он сам был напичкан странностями под завязку. Кроме того, не раз и не два у Ринриетты возникало подспудное ощущение того, что тот знает куда больше, чем говорит, а иногда демонстрирует и вовсе невероятную проницательность, читая чужие мысли как распахнутый бортжурнал.

Нельзя сбрасывать со счетов и Габерона. Его-то точно нельзя заподозрить в обладании магическим даром, зато он был самым отчаянным хитрецом на всем белом свете и превосходным мастером маскировки. Семь лет находясь рядом с ней, он изображал самовлюбленного недалекого щеголя – и делал это так хорошо, что у нее не закралось ни малейших подозрений. Быть может, он держит при себе какую-то зачарованную вещь, испарения которой будят в «Бабатосе» голод?..

Бесполезно, поняла Ринриетта. Любой член Паточной Банды мог скрывать в себе источник необычных чар. Запутанный магический фон самой «Воблы» лишь маскировал его, размывая и путая следы. Но «Вобла» мертва, а источник все еще здесь. В ее команде. Среди тех людей, которым она привыкла доверять. Быть может, он и сам не знает о том, как влияет на магический эфир. А может, отлично это сознает и нарочно затаился, чего-то выжидая…

- ТЫ РАССКАЖЕШЬ МНЕ ВСЕ, - зловеще пообещало Марево, наполняя ее голову мучительным звоном, - А КОГДА ТВОЕ СЛАБОЕ ТЕЛО УТРАТИТ СПОСОБНОСТЬ ГОВОРИТЬ, ТЫ БУДЕШЬ РЫДАТЬ ОТТОГО, ЧТО НЕ В СИЛАХ ВЫПОЛНИТЬ МОЮ ПРОСЬБУ. Я МОГУ ОСУШИТЬ ТЕБЯ, ОСТАВИВ ОДНУ БЕЗМОЗГЛУЮ ОБОЛОЧКУ. Я МОГУ ПРЕВРАТИТЬ ТЕБЯ В ЧУДОВИЩЕ, КОТОРОГО ИСПУГАЮТСЯ ДАЖЕ ДАУНИ. Я МОГУ…

Голос «Барбатоса» прервался. Всего на мгновенье, но этого мгновенья Ринриетте было достаточно, чтоб вспомнить, кто она и где находится. Капитанский мостик все еще был затянут гнилостным багровым туманом, сквозь который едва угадывались контуры изувеченных приборов и изогнутых перегородок. Ринриетта попыталась найти взглядом ближайший оконный проем. Возможно, у нее будет шанс, если она бросится в него. Не самая милосердная смерть – разбиться об палубу корабля, но даже она лучше тех пыток, которые обрушит на нее Марево.

- ЧТО ЭТО?

Ринриетта поднялась на дрожащих ногах. Она не знала, о чем говорит «Барбатос», но чувствовала его неподдельную ярость и смущение. Впервые за свою недолгую жизнь Марево столкнулось с чем-то, что не могло понять.

- ЭТОТ ОСТРОВ, ОН…

Голос оборвался на полуслове. Тогда Ринриетта, шатаясь, подошла к обзорному окну.

И увидела.

* * *

Ройал-Оук все еще был стиснут в извивающихся щупальцах и медленно раскрашивался, теряя запасы своих чар. Но теперь он не выглядел так, словно мог рассыпаться в любой момент. Он выглядел… Он выглядел как… Ринриетта уставилась на него, чувствуя, как между лопаток шевелятся вперемешку огненные и ледяные мурашки. Она не сразу поняла, что именно видит, но даже когда поняла, не смогла издать ни звука. Какое-то магическое наваждение. Фантом. Причудливое переплетение чар. Или…