Пирс Энтони - Игры фавна

Потом они позавтракали приготовленной ею едой: травяной чай с лимоном, овсяные лепёшки, разнообразные козьи сырки. Фавн дразняще предложил конские каштаны, но, распробовав первый, она отказалась. К камню подлетели колибри и уселись не только на его поверхность, но и на плечи парочки. Птицы были разноцветными и сверкали, подобно драгоценным камням: топазам, рубинам, опалам и ляпис лазуриту.

Внезапно Леспок узнал в фавна на картинке себя, а в нимфе — Ромашку в человеческом облике. Но что они делали в созданной кроной галошечного дерева иллюзии?

Он пытался найти в этом хоть какой-то смысл. Всё началось, стоило Ромашке приблизиться к дереву. Сценка показывала их двоих. Влюблённых друг в друга. Это было… как будто дерево непонятным образом увидело или угадало тайные мечты Ромашки и отобразило их. Мечты ночной кобылки.

Его охватило восхитительное подозрение. Порывшись в заплечной суме, Леспок вытащил милый рог и дунул в него. Когда он проделал это, порыв ветра опустил перед ним бумажку, исписанную корявым почерком. Должно быть, бумажку втянуло внутрь рога, и она находилась там всё время путешествия. Мог ли это быть потерянный список доброго волшебника?

Нет, это оказалась другая записка. Изящным королевским почерком на ней было выведено всего одно слово: Ромашка.

Неожиданно фавну вспомнилось непонятное поведение принцессы День на Торе: узнав что-то важное, она никому не раскрыла тайны. Поговорила с Яне, обняла и поцеловала Леспока так, словно уже сделала ему одолжение. Но не сказала, какое именно. Вероятно, в процессе объятий девушка тайком вложила записку в суму. Ответ на вопрос о том, какое именно существо ему нужно.

Но зачем было делать из этого тайну? Теперь прояснялось и это. Расскажи она всё тогда — и его квест подошёл бы к концу прямо там; а как же миссия с принцессами День и Ночь? Новое чувство могло вырваться из-под контроля, и они с Ромашкой испарились бы сразу, возвращаясь в Ксанф, не в состоянии остановиться. Покинув человеческий сектор Птеро на произвол линчевания. Поэтому День молчала вплоть до самого завершения миссии. Хотя и собиралась выдать секрет моментально, чтобы по силе влюблённости сравняться с сестрой. Так она в итоге и поступила — своеобразно — оставив намёк там, где рано или поздно фавн всё равно бы его нашёл.

Леспок поднял милый рог и подул в него снова. Теперь, когда препятствий в виде бумажек внутри не было, тот издал поразительно чистый звук, который отразился от Ромашки, несмотря на то, что она оставалась нематериальной. Она, и в самом деле, была той самой.

Кобылка обернулась и непонимающе посмотрела на него.

— Ромашка… Я видел твою мечту — о тебе и обо мне. О нас. Дерево отобразило её.

— Ох! — она залилась румянцем.

— Ты хочешь стать древесным духом и разделить его судьбу до конца?

— Но я не могу. У меня же нет тела.

— Можешь. И если пойдёшь на это, дерево сделает так, что тело у тебя появится. Человеческое или лошадиное, чтобы скакать галопом по новому пастбищу. Духи помогают деревьям; деревья помогают духам. Они привязаны друг к другу. И мы сможем быть вместе физически. Как в твоей мечте.

— Но я никогда не думала…

— Почему ты делала для меня намного больше, чем предусматривала служба доброму волшебнику?

— Я хотела убедиться в успехе твоего квеста.

— А как насчёт соблазнявших меня принцесс? Ты ни разу не вмешалась.

— Хотелось видеть тебя счастливым.

— Но разве ты не понимаешь… это и есть настоящая любовь! Ты заботилась обо мне и совершенно не думала о себе.

Она снова покраснела, не в состоянии отрицать.

— И почему ты не вернулась за ответом к доброму волшебнику, когда закончилась твоя служба? Она ведь действительно закончилась, даже если мой квест и не увенчался успехом.

— Я просто… не хотела тебя покидать, — сказала она.

— И при этом ты думала, что быть вместе в Ксанфе у нас не получится, так как не знала о том, что способно предложить дерево.

— Не знала, — согласилась она.

— А дерево знало. Поняло, стоило тебе к нему подойти. Его собственный дух связался с тобой. Отблеск этой связи я и видел.

Она кивнула.

— Но добрый волшебник знал всё с самого начала. Почему он ничего не сказал?

— Потому что я был не готов к такому повороту. Думал, что мне нужен обычный фавн для соседнего дерева. Однако в процессе путешествия познал глубину и широту человеческой души и разума. Это привело к тому, что на меньшее я уже не согласен. Хамфри не принял моего вопроса, так как знал: вопрос неверен. И с тобой то же самое. Он знал, что я — твой ответ, хотя суть твоего вопроса заключалась в другом. Ты жаждала настоящей любви, а не нового пастбища. И я смог стать этой любовью, когда сам научился любить. Теперь я знаю, что ни нимфа, ни человеческая женщина мне не подойдёт. Мне нужен компаньон с такой же продолжительностью жизни. Понимающий. И взаимное чувство. И им можешь стать ты, Ромашка. Им всегда была ты. Просто я не сразу это понял.

— В это так трудно поверить.

— Просто прими галошечное дерево и мы повторим виденную тобой сценку. Пока ты учишься верить, я буду учиться любить тебя. Я уже это делаю, — вокруг головы Леспока хороводом крошечных лун закружились сердечки, которые превращались в сверкающих колибри. Ромашка идеально ему подходила, и не только потому, что они разделили между собой незабываемый опыт приключения.

— Ох, только не падай без сознания, — сказала она. Затем повернулась к дереву, протягивая руки ему навстречу. Когда она сделала это, крона засияла нестерпимым блеском, а тело Ромашки стало плотным. Она снова пребывала в образе нимфы, как на Птеро: маленькая, но идеальная.

Потом она опять повернулась к Леспоку, чтобы поймать его, если он всё-таки начнёт падать.

Когда я писал этот роман, мне напомнили о пятой книге серии — «Огр! Огр!», потому что в ней впервые в Ксанфе был представлен мир снов внутри мира-тыквы. Двадцать первая книга серии, «Игры фавна», обращает внимание читателя на совершенно новую концепцию — миры, вращающиеся вокруг голов принцессы Яне. Я от них в восторге; надеюсь, что и вы тоже. Будут ли там продолжаться приключения новых героев, пока не знаю, по крайней мере, не сразу, поскольку следующий роман будет связан с зомби.

Начав этот в 1996-ом году, в Джамбори, я проверил присланный читателями список каламбуров и насчитал их больше 300. Использовать все было просто невозможно. Даже Ксанф ими ограничен — к тому же, сюжет прежде всего. А возможности читателей по придумыванию новых каламбуров неиссякаемы. Но не всем они нравятся. Поэтому я стараюсь сохранять приемлемый баланс. Проблему я поднял и в этом романе. Один из читателей написал, что огромное количество каламбуров разрушает Ксанф, и мне стоит с ними притормозить. В конце письма он выписал из романа все каламбуры, и получилось целых полторы страницы. Вопросы?