Сергей Лукьяненко - Понедельник не кончается никогда [litres]

– Александр, – сказал Привалов и руку Дрозда пожал. Имя «Саша» обновленному Дрозду почему-то подходило. Это было совсем не то унизительно-детское «Саша», которым Привалова кликали всю жизнь. На Дрозде это имя почему-то смотрелось как дорогая импортная вещь.

– Кстати, вы не знаете, сколько сейчас может стоить нормальная зеркалка? – Дрозд задал этот вопрос так, будто продолжал давно начатый и случайно прерванный разговор.

– Деньги-то откуда? – перебил Александр. Ему показалось, что Дрозд на радостях впал в идеализм.

– Это я найду, – махнул рукой Дрозд. – Я же гномом был, а гномы сокровища копят. Ну, знаете, с пола деньги подбирают, по карманам шарятся, ищут потерянное за вознаграждение, еще всякое… Такая, знаете ли, форма досуга. Тратить им эти деньги не на что. Так они их собирают и прячут. Некоторые захоронки я знаю. Сейчас в подвал схожу, поищу. Тысячи рублей на первое время хватит?

– Не хватит, – уверенно сказал Привалов. – Сейчас цены другие. И вообще, нужна профессиональная аппаратура и помещение под студию.

– М-м-м-да, – помялся Дрозд. – Мне не хотелось бы со всем этим возиться, – признался он и посмотрел на Александра с надеждой.

Привалов подумал для приличия секунды две и кивнул.

– Только учти, из меня коммерсант еще тот, – сказал он, переходя на «ты». – Я такими вещами никогда не занимался.

– Разберешься, – с неожиданной уверенностью сказал Дрозд, тоже переходя на «ты». – Тебе это интересно.

Александр не стал спорить. Ему и в самом деле было интересно. Даже не так: он чувствовал в себе силу, способность заниматься «всем этим» – небольшую, но реальную.

– Ну тогда я директор, – заключил он. – В Москву не поедем. Нам в Ленинград. У меня все контакты там.

– В Питер? Можно и в Питер, – легко согласился Дрозд. – В монохроме опять же поработаю. В Питере хорошо с монохромом работать. Хотя в Москве денег больше.

– И конкуренция больше, – напомнил Привалов.

– Ну, в Питере та-акие корифеи… – заманерничал Саша.

– Корифеи свадьбы снимать не будут, – сказал Привалов. – А мы будем. И фотопортреты, и детей. Сейчас богатые люди появились, им нужно свадьбу и детей. И себя на стенку.

– Ну может быть, – с сомнением в голосе произнес Дрозд. – Я думал через выставки двигаться…

– Вот там точно корифеи засели. – Александр сказал это с удивляющей его самого уверенностью. – Надо через бизнес выходить на иностранцев. Хотя это уже мои дела.

Они пошли по коридору, направляясь к лестнице. Привалов мучительно размышлял, потянет ли он бухгалтерию. В принципе рыбзаводовская калькуляция дала ему в этом плане достаточно много. По крайней мере, для того чтобы не быть грубо обманутым. «Надо взять девочку толковую», – решил он.

– Первая Профессиональная Студия, – предложил Привалов, спускаясь вниз. – Вот так и назовемся.

– А это не слишком в лоб? – потеребил нос блондин. – Хотя… Но тогда уж фотостудия. Просто студия – это мало ли чего…

– Нормально будет… – Александр с недоумением оглянулся. Каким-то образом он попал не на этаж ниже, а на этаж выше.

Похоже, кто-то колданул с пространством, решил он. Думать об этом не хотелось: мысленно он уже был в Ленинграде.

– Тут пройдем, – сказал он и пошел по коридору.

– Как-то пусто, – заметил Дрозд. – Народу нет никого.

Тревожное чувство потянуло Привалова за краешек души. Привалов его отогнал. «Скорей бы со всем этим развязаться, – подумал он, – и в Ленинград».

Краем глаза он поймал знакомую дверь: это была корнеевская лаборатория.

Ему на какую-то секунду стало жаль Витьку. Ну да, думало что-то в Александре, Витька злобный, опустившийся, матерится постоянно… ну так ведь ему тоже плохо… но ведь мы с ним пили вместе… и вообще он ведь парень, в сущности, добрый…

Дверь открылась. На пороге стоял Витька Корнеев. Какой-то очень незнакомый Витька Корнеев.

Александр сначала было подумал, что Витька успел надраться до состояния зомби. Потом понял, что прошло слишком мало времени. Похоже, решил он, тут не обошлось без очень сильного колдовства. Потому что у Корнеева были стеклянные глаза и остановившийся взгляд, полный ненависти. Мрачной, страшной, лютой ненависти.

«Беги, идиот», – застучало в голове. Вместо этого Привалов остановился. Во-первых, потому, что бежать было невежливо и смешно. Во-вторых, у него отнялись ноги.

– А вот и пришел Саша. – Корнеев ухмыльнулся так, что у Александра потек холодный пот по спине. – Очень я рад тебя видеть. По гроб жизни.

Ничего не понимающий Дрозд беспомощно оглянулся. Привалов сделал ему знак рукой – иди, мол, иди, потом догоню.

Корнеев заметил.

– Эх, – сказал он с какой-то задушевной тоской, – я бы вас обоих прихватил. Да вот беда, меня на одного только хватит. Мчись мухой, поганец, – посоветовал он Дрозду.

– В-виктор, – набрался смелости Дрозд. – Что с вами? Вы больны?

– А вот и не-е-е-ет. – Мерзкая ухмылка перекосила Витькино лицо. – Это я раньше нездоровый был…

Привалову пришла в голову мысль, что Витька свихнулся из-за какого-то неудачного научного опыта. Мысль прожила ровно секунду: что-что, а техника безопасности у Корнеева всегда была на первом месте.

Он собрался с духом и сказал:

– Корнеев. Что тебе надо?

Глаза Витька вспыхнули.

– Смерти, – сказал Корнеев ласково. – Смерти твоей хочу. Как ты моей хотел. Только я сильнее. Капец тебе. Мы тебя тут породили, мы тебя здесь и убьем.

В этот момент до Привалова наконец дошло, почему Кристобаль Хозевич его так легко отпустил. Хунта уже вычеркнул его из числа живых – и просто подыскивал того, кто сделает это на самом деле. А может, просто проверял готовность давно назначенного и заранее приставленного к нему, Александру Привалову, исполнителя.

«Не могут же они», – пискнул голосок в голове Привалова – и потух, как сырая спичка.

Дрозд издал какой-то интеллигентный, беспомощный звук. Ему очень хотелось смыться, но приличия не позволяли.

– Иди, – сказал ему Привалов. – Беги! – заорал он, видя, что Дрозд мнется.

Блондин в свитере отпрянул, споткнулся, испугался наконец, побежал. Удары ног отдавались в пустом коридоре – бум, бум.

– Благородненький какой, – еще гаже ухмыльнулся Корнеев, перебирая пальцами в воздухе. – Че, сученыш мелкий? Помнишь, что с утреца было? Закончим дельце?

– Витька, – попробовал Привалов. – Ты хоть понимаешь, что тебя замагичили?

– Опять не-е-е-ет. – Ухмылка Корнеева растянулась на все лицо, превратившись в оскал. – Меня размагичили. Намордник сняли. До чего хорошо… Я тебя всегда любил особенно, Сашуля… Страшно тебе, падаль? С родины на волю захотел? В беленькие-чистенькие? Мы вас, беленьких-чистеньких, в революцию душили-душили… кожу сдирали… глаза вилкой ковыряли… – Он подходил все ближе к оцепеневшему Александру. – В патоку шлепнуть, в патоку, все семя ваше резать, резать… Я сам подохну, а тебя не отпущу, выдрист, сучила… сволочь, вас всех нужно без конца убивать, без конца, резать, расстреливать, давить… В кипятке варить заживо, гнида барская!!! – внезапно заорал он. – Да погибнет моя душа с тобой, – начал он читать «самсоново слово», простирая руки. – Да погибнешь ты худой смертью…