Александр Карнишин - Общага [СИ]

Только на срочной строевой смотр — это первым делом шагистика, отдание чести на месте и в движении, повороты. А тут смотр заключался в том, что командир проходил вдоль строя и делал замечания, что брюки не глажены — что, утюг у вас пропал, что ли, что пиджак совсем грязный — снеси в химчистку, раз постирать не можешь… Ну, и обязательное:

— Шаг вперед! А потом проходил сзади, смотря на затылки и хлопал по плечу: постричься, постричься, постричься. В школе тоже хватали за руку. Это когда директор с завучами стоял у входа и всех просматривал. Самым «запущенным» лично давал двадцать копеек и предлагал сходить прямо сейчас в парикмахерскую. Он подождет тут, пока вернешься. Но они тоже больше за длинные волосы сзади гоняли. Не смотрели, что модно было — по плечи. Стричься, и все. А тут требовали, чтобы по линии волос, чтобы линия та четко бритвой была выражена на затылке. В любом метро, в любом транспорте сразу своих опознавали. Но чуб-то — он впереди! И Славка отрастил длиннющий роскошный косой чуб, развевающийся по ветру. Год был олимпийский. Июнь заливал такими дождями, что вода перехлестывала пороги подъездов и стекала в подвалы. А в июле вдруг установилась жаркая летняя погода. Как раз после начала Олимпиады, когда буквально за полчаса до открытия по телевизору показывали Аллу Пугачеву. Как идет она по набережной Москвы-реки где-то как раз в районе Лужников и поет «Улетай, туча». Вот та и улетела. Говорили еще, что тучи посыпают порошком, и они выливаются в Подмосковье. Но проживающим в общаге это было совершенно все равно — главное, что можно было гулять по Москве. Правда, не всем. Витек — тот целыми днями смотрел телевизор. Он не мог никуда ехать, пока не заживет нога. Вот на службу — совсем не далеко. А в Москву, да еще ходить там… Ну, так, сам же и виноват.

Славка ж не знал, что он такой заводной, хоть и рохля на вид.

Стандартная была шутка, школьная: коробка картонная из-под обуви, а под ней кирпич. Выложил на середину тротуара. Засели с парнями в кустах. А тут Витек куда-то шкандыбает. С портфелем, главное…

Увидел коробку, оглянулся, очки поправил, разбежался, ка-ак…

Кирпич аж к забору улетел. А Витек попрыгал на одной ноге и повернул обратно, хромая. Вот Витек оставалсяв общаге. Лешка почти никуда не ездил — у него интереса в том не было. Он на гитаре учился. Говорили, что обещало начальство ансамбль организовать, «если личный состав наберется» — так начальство сказало. Вот Лешка и дергал струны, сидя в наушниках, свернув ноги калачиком. Лешка на третьем этаже, Витек на первом у телевизора, Григорич у телефона на посту. А остальной народ — гулять.

Толик, да Валерка — вот и все, кто был из той же команды, в той же смене трудились, да еще и на одном этаже жили. Мимо них не пройдешь.

Так они компанией втроем и шлялись. Были на Арбате, на ВДНХ — там бутерброды с копченой колбасой, ходили по Парку Горького — шашлыки там ели из непрожаренной свинины. К Кремлю, по Красной площади. По улице Горького от начала и до конца. Ну, а что? Погода хорошая, пустые улицы, в магазинах простор и есть практически всё. Серый костюм, чуб на пол лица, серый глаз из-под чуба, сигарета, прилипшая к нижней губе… Вот только как-то само собой получилось, что все сроки подачи документов и сдачи экзаменов пролетели мимо. Славка говорил с прищуром тем, кто спрашивал, интересовался:

— А тебя шоркает? Ну, так не подмахивай! Только командиру так не сказал. Командиру он объяснял, что слишком поздно приехал, что не успел подготовиться, но вот на будущий год — точно будет поступать. И домой в письмах он так же точно писал. Но экзамены — это ведь только через год? Значит, можно пока немного расслабиться. Отдохнуть после срочной. С Толиком и Валеркой.

Тем более, Валерка тоже готовится поступать. Хороший парень Валерка.

Выносливый. Только не курит совсем. А Валерка объяснял, что ему еще отец в детстве, то есть перед армией, говорил, что лучше стакан водки выпить, чем сигарету выкурить.

— У тебя силы воли нет, что ли? Что ты к этой соске прилип? У меня отец бросил. Я вот вовсе не курю. Ты вообще знаешь, что у курящих мозги хуже работают? Ты лучше пей, пей, — твердил сосед, подливая болгарский вермут из высокой бутылки.

— Бр-р-р… Вермут…

— Да ты темный совсем! Это портвейн — бр-р-р…

— А какая разница? Утром разницы не было. Болели оба. Вернее трое, с Толиком, без которого застолье не обходилось. А Витек уже сдавал первую сессию… Каждый выходной день был прогулкой, потом покупкой, потом столом, потом гостями, потом долгими тягучими разговорами в сплошном табачном тумане, подпирая рукой тяжелые головы. Говорили об армии — а всегда и все мужики говорят об армии, когда выпьют вместе. Потом говорили немного о политике. Совсем немного — что тут говорить-то? А потом строили планы и фантазировали, как и что будет впереди. Лишь бы не послали в Афган.

— Нет, ну ты наркоман, что ли? Силы воли никакой? Нет, не поступишь ты… Чего не поступишь? А того, что силы воли нет. Там же учить надо, а ты даже курить бросить не можешь, — нудел Валерка. Взял, и бросил. Достал пачку из кармана — и бросил. На второй день было плохо. Шумело в ушах, кружилась голова, краснели глаза… На третий — еще хуже. Славик три дня гулял с Витьком. Витек водил его по такой же Москве, как до этого ходили компанией, но как будто совсем по другой какой-то. И места вроде незнакомые, и истории столько… И на каждом углу — киоск с сигаретами. И мужики, вот же зараза, все курят… Когда какими-то странными маршрутами добрались до ВДНХ, Славик купил там бутылку вина. На все слова Витька, что, мол, неудобно, и не надо бы все же, он отвечал:

— Все равно курить сильно хочется. А вино — оно даже полезное. Жара июльских улиц наложилась на бутылку «плодово выгодного». И теперь Витек тащил Славика в общагу. На Ленинградском подошел невысокий милиционер, козырнул, пристально смотря, попросил документы. Славик стеклянным взглядом уперся в его погон, уже ничего не соображая. Его клонило к этому погону все ниже, и он все пытался выпрямиться, гримасничал, держа приклеенную улыбку.

— Ну, сержант, да, — обиделся вдруг милиционер. — Что сразу на погоны-то смотреть? Плюнул и отошел. А Витек еще два часа тащил Славика домой. Тот уже даже протрезвел немного и покупал в «шайбе» по дороге еще, чтобы догнаться. Там давали стограммовые мензурки клубничного ликера. Вот ликер, похоже, был лишним. После ликера он тут же купил пачку сигарет и с удовольствием закурил. Наутро Валерка опять сказал:

— Нет, не поступишь ты, чувак… Силы воли у тебя нет. … Через год Славик уехал в Пензу. Еще через полгода написал письмо в общагу. Что самое странное — Григоричу. Он сообщал, что поступил в техникум, что живет у родителей, но после окончания обещают комнату в депо, а там, может, и квартиру. В общем, все у него хорошо. Вот только пить и курить не бросил. Силы воли не хватило.