JK Светлая - Змееносец. Легенда о летящем змее

Его Высочество принц Мишель стоял возле своего отца перед зеркалом и обреченно смотрел на торжественный наряд, подобающий случаю. Котт золотого цвета был расшит серебряными нитями и отделан драгоценными камнями. Алый плащ с причудливым узором по краю подбит горностаем. На голове же его красовалась корона. Пути назад не было, и он сам прекрасно это понимал.

— Отец, она солгала мне! — отчаянно воскликнул принц Мишель. — Как могу я жить с женщиной, которая забавлялась, видя, как я влюблен в нее и мечусь между любовью и королевской честью!

Большого усилия стоило Мишелю-старшему сдержать удивленный возглас.

— Королевская честь значит для вас так много, сын мой, что вы до сих пор оправдываете ею свою обиду на девушку?

— Да при чем же здесь честь, коли она не любит меня?

— У вас теперь будет достаточно времени, чтобы добиться любви своей супруги, Ваше Высочество. Надеюсь, ваша королевская честь не позволит вам не явиться к алтарю.

Юный Мишель сердито взглянул на отца. В самом деле, тот был прав — ему теперь придется жениться на Катрин де Конфьян. Но он куда охотнее женился бы на пастушке Катрин Скриб с реки Сэрпан-д'Орэ. Если бы та его действительно любила.

— Матушка никогда не смеялась над вами, отец, — проговорил принц. — И никогда не обманывала вас. Вы не знаете, о чем говорите, в чем меня убеждаете. Да, я женюсь на ней. Но никогда, слышите, никогда ее не прощу! Но в прощении моем она не нуждается. Потому что я ей безразличен. А значит, мы станем жить, как чужие люди, отец. Вы этого желаете своему сыну?

Его Величество улыбнулся. Как хорошо, что сын не знает всего того, что случилось когда-то с его родителями. Ему идти своим собственным путем.

— Вы мужчина, Мишель. Более того, вы будущий король. Вы должны быть великодушны. Особенно к той, кого вы любите. Если, конечно, вы ее действительно любите, как говорите.

— Я бы жизнь за нее отдал! — пылко воскликнул Его Высочество. — Но жизнь моя ей ни к чему.

Мишель-старший подошел к сыну, похлопал его по плечу и торжественно сказал:

— Идемте, сын мой! Если Катрин де Конфьян истинная дочь своих родителей, и ваша жизнь ей совсем ни к чему. Ее интересует другое.

Его Величество усмехнулся и отправился в часовню.

Закрывшись в покоях юной маркизы, маркиз де Конфьян вот уже второй час подряд увещевал свою дочь, не желавшую следовать к королевской часовне, где должны были венчать ее и принца Трезмонского.

— И как вы себе представляете отказаться от свадьбы именно сейчас, сейчас, когда здесь собралось полкоролевства? Вы понимаете, в каком положении окажется Его Высочество? Выставить его на посмешище перед подданными? Я не спрашиваю, есть ли у вас хоть доля благоразумия. Я спрашиваю, есть ли у вас сердце? Нанести такой удар его гордости!

Катрин хмуро сидела на стуле, скрестив на груди руки и отказываясь надевать покрывало, вышитое лучшими мастерицами специально к ее свадьбе.

— Лучше отказаться сейчас, чем мучиться всю жизнь с мужем, который тебя не любит. Ведь вы всегда говорили, отец, что без любви, без искренней любви не может быть счастья между супругами. Неужели вы желаете, чтобы я пощадила сегодня его гордость, а после провела всю свою жизнь, прячась от него в своей комнате.

Серж де Конфьян поморщился. Кажется, где-то когда-то он это слышал уже. Вспомнить бы… впрочем, именно вспоминать времени совсем не было.

— С чего вы взяли, что Его Высочество не любит вас, Катрин? Не далее, чем несколько дней назад весь двор присутствовал при том, как он объявил вас своей невестой, желая взять в жены вас и никого другого.

— Но при этом он ни разу не сказал, что любит меня, — фыркнула юная маркиза. — А теперь он еще и обижен, что я столько времени выдавала себя за пастушку. Не раскрыв ему, кто я на самом деле.

Маркиз возвел глаза к небу и уперся взглядом в каменный потолок комнаты. Ему казалось, что он сходит с ума, разговаривая с самим собой на двадцать лет моложе. Бедняга Паулюс! И как он терпел?

— Вам слова его нужны, а не поступки, Катрин? Неужели же желание жениться на пастушке — не наибольшее доказательство любви?

Катрин задохнулась от возмущения. Кажется, впервые отец, которого она любила больше всего на свете, ее не понимал.

— Мне от него вообще ничего не нужно! — отвернулась она к окну. — Он обидел меня, решив, что я потешалась над ним. А ведь я лишь хотела, чтобы он любил меня…

— Катрин! Но ведь вы действительно обманули его, — устало сказал маркиз, благодаря Господа за то, что у матери этой строптивицы хватило любви и силы духа, чтобы простить его за подобную выходку.

— Я лишь не сказала ему правды, — упрямо проговорила Катрин. — А теперь я на него обижена. И я не стану женой человека, который боится признаться в своих чувствах, только потому, что он будущий король.

— Я скажу вам сейчас то, за что вы меня сегодня возненавидите, — сдвинув брови, сказал маркиз. — И перестанете ненавидеть только в том случае, если поймете, что я был прав. Вы сейчас же наденете покрывало и, взяв меня за руку, пойдете в часовню, где вас обвенчают с Мишелем де Наве. Таково мое слово!

Впервые в жизни он позволил себе строгий тон в отношении обожаемой дочери. Обожаемой еще и потому, что она стала благословением его брака, знаком, что история Якула осталась в прошлом. И тем было хуже, что он и сам не был уверен в том, что прав.

Утро следующего дня было пасмурным и холодным. Королева на привычную прогулку по саду у стен Трезмонского замка не пошла. Впрочем, Серж де Конфьян с маркизой Катрин тоже не воспользовались возможностью вспомнить былое и поискать «тот самый куст за тем самым деревом». Вместо этого венценосное семейство с младшими детьми, чета маркизов, их сыновья и невестка собрались за большим столом для торжественного завтрака, за которым должны были еще раз поздравить новобрачных.

Но отчего-то никакого веселья и приличествующего случаю легкомыслия не наблюдалось. Напротив, за столом обстановка царила давящая. Все предпочитали помалкивать и глядеть в свои тарелки. Только Серж-младший и Клод весело переглядывались, а супруга Сержа-младшего, Алиенора, пунцовела и загадочно улыбалась, не иначе вспоминая свое первое утро в замужестве.

Когда молчание стало и вовсе невыносимым, королева не выдержала:

— Что-то дети… долго…

— Лучше долго, чем если бы мы обнаружили их к утру разъехавшимися в разные концы Трезмона, — засмеялся Клод де Конфьян.

Маркиза де Конфьян бросила строгий взгляд на своего сына. И тот, прикусив язык, опустил глаза в тарелку. Но в глубине души она была согласна с Клодом. Вчера вечером маркиз пересказал ей свой разговор с дочерью перед венчанием. А хмурые лица, с которыми новобрачные покинули пиршественный стол, могли предвещать и гораздо худший исход сегодняшней ночи, чем отъезд двух упрямцев. Катрин легко представляла себе всевозможные ужасы и уже почти готова была бежать к опочивальне юных супругов. И только тяжелый взгляд Сержа удерживал ее от этого неблагоразумного поступка.