Сергей Тимофеев - Как стать оруженосцем (СИ)

- Хорошенькое дело, - заметил Владимир, скорее для того, чтобы предотвратить готовую вспыхнуть ссору. - На что они вообще живут, если сегодня за просто так раздают все, добытое вчера?

- А кто тебе сказал, что за просто так? - тут же откликнулся Рамус. - За просто так - это для низших сословий. Или ты думаешь, что какой-нибудь крестьянин, лишившись, скажем, там, граблей, может заполучить кошелек с золотом? Ошибаешься!.. У этого Джона для каждого сословия свой склад и свой подход. Ежели из незнатных - вот тебе котел с топором и ступай, откуда пришел, ну, еще пару-тройку медных монет. А для знатных у него и лотерея устроена, и аукцион, и каждый себе что хочешь выбрать может. Причем, грабит-то он не только здесь. Они на зиму в жаркие страны перебираются, там промышляют. Потом возвращаются. Здесь награбленное там сбывают, а там - что здесь. И все довольны.

- Чем же это все довольны?

- А тем, что никто шибко обиженным не остается. Пришел с пустыми руками, ушел с чем-нибудь полезным.

- Так ведь раньше это самое полезное и отобрали?..

- Сборщики налогов тоже отбирают, однако потом никто ничего не возвращает. Здесь же, приходи, бери... Этот самый Джон, между прочим, тоже налоги исправно платит. У него и патент от короля имеется, на грабеж без смертоубийства. Он его в том случае, ежели кто грабиться не желает, предъявить может. А еще у него есть грамотеи, которые могут выдать расписку, в которой указано больше отнятого, чем на самом деле. То есть часть добычи делится между разбойниками и собственно ограбляемым, а последнему потом - страховка полагается. В общем, он тут так развернулся, что скоро запросто может стать вторым лицом в королевстве...

- И ты, конечно, хотел бы стать членом его шайки, - утвердительно заметил сэр Ланселот.

- Вовсе нет.

- Почему же?

- Так ведь может и не стать... Ежели его методы обогащения возьмут на вооружение другие, более достойные... Кстати сказать, он про барона слышал, про этого самого де Барана.

- И?.. - насторожился сэр Ланселот.

- Он его ограбил, этого самого барона. Тот для своего замка новые ворота вез. Только потому и запомнил, что барон сокрушался очень, с воротами расставаясь. Облапил их, рыдал, лбом стучался... Ну, Джон, видя такое дело, посочувствовал горю, и отобрал только одну створку. Лошадей и телеги, правда, все равно отобрал, так что барон с оставшимися слугами эту створку на руках понесли. А ежели на руках, значит, и замок его где-то неподалеку... И узнать его просто - на воротах одна створка старая, другая - новая.

После чего предложил, чем ноги бить, дождаться какого-нибудь селянина с телегой, пусть он их подвезет до ближайшего селения. К тому же, ввиду многочисленности народа на поляне Джона, следовало бы поспрошать, не слышал ли кто об этом самом бароне. Однако, дорога была пустынной в обеих направлениях, причем, никаких следов, что по ней кто-то недавно проходил или проезжал, не наблюдалось, а потому им пришлось продолжить путь пешком, едва поспевая за сэром Ланселотом, окрыленным полученными сведениями об искомом бароне, а потому стрелой летевшим вперед.

Впрочем, часа через три, если судить по солнцу, их ожидало страшное разочарование. Рамус ударился о выступавший из земли камень, взвыл, ухватил себя за ногу, и на другой ускакал в кусты, где виднелось нечто поваленное. Пока он сидел и причитал в позе "мальчика, вытаскивающего занозу", Владимир обнаружил, что предмет, на котором пристроился Рамус, вовсе не является поваленным деревом, а представляет собой творение рук человеческих. Он прошел чуть вглубь, затем чуть вперед, и обнаружил остатки воротной створки, поросшие мхом. То ли эта самая створка была разделена на части, чтобы было легче тащить, то ли еще по какой причине - на факт оставался фактом. Воротная створка, на которую возлагали надежды как на опознавательный знак, лежала в лесу, брошенная, позабытая...

Наконец, Рамус поднялся и заковылял по дороге. Его притворство было очевидно всем, даже ему самому. Но он поступил так, будучи абсолютно убежден в том, что темп движения необходимо снизить. В конце концов, спешить некуда.

И тут, как бы служа подтверждением его подхода, навстречу им показался рыцарь в латах, восседавший на едва-едва переставляющем ноги коне. Сэр Ланселот замер, увидев собрата по ремеслу. Однако, если он и надеялся на что-то, вроде поединка, то его надеждам не суждено было сбыться. Когда рыцарь оказался совсем рядом, он, не останавливая движения, поднял забрало, приложил палец в металлической перчатке к губам, снова опустил забрало и подался себе дальше, окатив наших путешественников таким ароматом, что Рамус и Владимир поспешили отвернуться и как бы невзначай поднести к лицу ладони. Как только рыцарь показал себя с тылу, Рамус поспешно двинулся вперед, теперь уже совершенно открыто смахивая с глаз слезы. Его якобы больная нога прошла самым чудесным образом.

Догнать его удалось не без труда.

- Я уж подумал, что он, часом, испортился, - заявил Рамус, поводя носом и болезненно морщась, поскольку след проехавшего рыцаря висел над дорогой плотной массой.

- Что значит - испортился? - тут же сварливо поинтересовался сэр Ланселот. - Уж не хочешь ли ты оскорбить в его лице все бродячее рыцарство?

- Вовсе нет, - миролюбиво ответил Рамус, и тут же скривился, поскольку в лицо ему слегка дунул легкий ветерок. - Наверное, я выбрал неправильное слово. Я всего лишь имел в виду, что рыцари, пока они сидят у себя по замкам, все как один благородные, смелые, красивые и так далее. Однако я имел возможность наблюдать их на королевской охоте, и там они совершенно не такие. В том смысле, что если их разоблачить и поставить рядом с каким-нибудь простолюдином... то есть, я хотел сказать, поставить знатных рыцарей с менее знатными, их действительный вид как-то перестает соответствовать описанному. В смысле, по крайней мере, красоты. Отсюда я и делаю простой вывод. Когда они собирются вместе, на турнир или, скажем, чтобы отправиться в поход, то какой-нибудь злой волшебник, из зависти к их славе, крадет по дороге их лучшие качества. Но восстанавливает статус кво, когда те снова возвращаются в свои замки. То есть, чтобы всегда оставаться смелым и красивым, им лучше не покидать родовых гнезд.

- То есть как это - не покидать? - возмутился сэр Ланселот и снова сорвался на длинную маловразумительную речь о достоинствах рыцарства вообще и бродячего в частности. При этом он большую часть этой самой речи посвятил благородству, верности слову и обетам. Вот, к примеру. Один рыцарь занемог и не смог отправиться в поход. Тем не менее, пожелал всяческих успехов своему соседу, в поход отправившемуся, и даже обещал, в случае таковых, съесть собственные сапоги. Давая такой обет, он ничем не рисковал, поскольку сосед его не отличался рыцарскими доблестями, и никаких подвигов не мог совершить по определению. Судьба, тем не менее, сыграла злую шутку, и тот каким-то образом вернулся с добычей и в лучах кратковременной славы. И что вы думаете? Поправившийся к тому времени рыцарь, верный своему слову, исполнил обет и снова слег в постель. Другой рыцарь, его соратник и верный друг, тут же дал обет пить вино за здоровье заболевшего до тех пор, пока тот не оправится от болезни. Он спился, но слову своему не изменил. Или, к примеру, другой рыцарь, пообещавший в том случае, если некая Прекрасная дама отвергнет его любовь, броситься на меч прямо под окнами ее замка. Прекрасная дама так и поступила, он приставил меч к обнаженной груди, бросился на острое лезвие, и не его вина, что промахнулся. Обет был исполнен, хотя и означал верную смерть.