Александр Лебедев - День Суркова

— Понимаешь, Игорь, молитва — очень сильная вещь. Есть многие нюансы, оттенки и особенности, но без неё никак нельзя.

Сурков и Галя прогуливались в том месте, которое раньше называлось Райским садом. О том, что это был сад, свидетельствовали многочисленные пни и рассказ Галины. Она сообщила, будто раньше здесь росли яблони, груши, сливы и персики, возделываемые по технологии «Хайпоника». Несколько лет назад сад вырубили, дабы прекратить производство самогона. В этот период шла обширная антиалкогольная кампания, в кучевых облаках работали подпольные цеха, мафия наладила каналы, переправляя всё, что угодно из Рая в Ад и обратно. В общем, нужны были радикальные меры. Господь решил проблему дёшево и сердито. Теперь на территории Райского сада находился парк воспоминаний, что должно было напоминать душам о поступках и их последствиях.

— Не могу я молиться, не могу.

— Почему, Игорь? Ты попробуй. Сначала противно, потом втянешься.

— Слушай, Галя, если тебе так важны бонусы, давай заработаем их другим способом.

— Нет, — решительно отвергла Галя. — Мы с тобой эти методы исчерпали. Петь псалмы и изучать мироздание ты можешь десятилетиями. Бонусы по ним уменьшаются в геометрической последовательности, молитва самое дорогое. Решайся. — Галина протянула боевой план, демонстрируя пальчиком цифры.

— Ну? А это что? Тоже очки неплохие.

— Затворничество? Ну, уж нет, Сурков, изволь. Я не хочу ждать, пока ты столетие проведёшь на орбите.

— Я и сам не хочу. А это?

— Это — библейские беседы. Тоже неплохо, только ты не справишься.

— Почему?

— Поверь опыту.

— А я все же попробую.

— Только время потеряем.

— Мне казалось, ты должна меня поддерживать.

— Но не обольщать. Там, Сурков, твои аргументы вмиг раздавят, и к истине ты не придёшь.

— А вот мы посмотрим.

— Хорошо, — согласилась Галя. — Давай попробуем, только обещай мне, что не будешь тратить ЛБ.

— Это ещё почему?

— Если ты проиграешь, мы твою ЛБ продадим за баллы, баллы переведём на мой счёт.

— Почему это я должен отдавать тебе ЛБ?

— Потому что не хочешь молиться.

— Это не преступление.

— Так ты согласен?

«Вот сучка, — подумал Сурков, — выгадать даже в такой ситуации».

Его нимб галантно моргнул, и Сурков ответил:

— Ладно, но если выиграю я, ты отдашь мне свою.

Души ударили по рукам и поднялись над садом воспоминаний. Несколько часов спустя, Сурков мчался к девятнадцатикилометровой отметке, где заканчивалась стратосфера, и в узкой полосе термосферы имелись отдельные облака для бесед.

Правила библейских бесед были весьма просты. Необходимо вести разговор, придерживаться определённой темы, доказывать свою точку зрения и убеждать собеседника в обратном. Не было никаких ограничений в выборе тем, цензуры, аргументов и методов убеждения. Однако очки начислялись лишь за тактичные и убедительные аргументы. Души, дисквалифицированные в споре, теряли заработанные баллы в пользу оппонентов.

— Смирёной вечности, — приветствовала ожидавшая оппонентов душа.

— Здравствуйте, — ответил Сурков.

— Один, ноль. Душа не может быть здорова, она уже умерла, а что может быть больнее?

— Логично, — согласился Сурков.

— Два, ноль. Вы не стали доказывать обратную точку зрения.

— Этак я разорюсь!

— Так и будет, — согласилась душа.

— Два, один. Вы тоже не спорите.

— Вижу достойного противника, — обрадовалась душа. — Разрешите представиться.

— Не разрешаю, — быстро подхватил Сурков.

— Ха-ха-ха. А вам палец в рот не клади.

— Ошибаетесь, — Сурков демонстративно пососал палец. — Два, два.

— Этак мы и спорить не начнём.

— Мы уже спорим.

— Глупый спор.

— В споре рождается истина, какой же он глупый?

— Хорошо. Тогда представьтесь первым.

— Я это право уступлю.

— А я его не приму.

— А я не буду настаивать.

— А я не буду ломаться.

— А я не буду бодаться.

— А я не буду кусаться.

Поупражнявшись сорок минут в казуистике и косноязычии, спорщики выдохлись и лишь ненавистно рассматривали друг друга. Эту идиллию нарушила другая душа, с трудом забравшаяся на облако. Сначала появились её руки, затем лысая голова, и, наконец, махнув волосатой ногой, на облако упало все остальное.

— Пока сюда поднимешься, семь потов сойдёт, — душа недовольно разделась, выжала влажную тогу и, что-то бубня под нос, развалилась посредине облака, — Что притихли? Аргументы кончились?

— Нет, — хором ответили оппоненты.

— То-то и оно. Оба вы — засранцы.

Сурков и душа напротив переглянулись.

— Да, что смотрите? Вам, скотам, только волю дай — вы любую проблему в тупик загоните.

— Но позвольте, — возразила душа.

— Не позволю. Вы — интеллигент вшивый и вы — программист хренов.

— И вы — инкогнито грубое, — вставила душа напротив.

— Я — Иван Иванович, я — депутат.

— Депутат чего, извольте узнать?

— Ну, уж не начальных классов.

— Игорь. Игорь Сурков — программист.

— Марк Гаврилович — педагог.

— Еврей, — добавил Иван Иванович.

— А хоть бы и так. В споре это не аргумент, а в Раю национальных признаков не наблюдаю.

— Знаем, — с сожалением согласился Иван Иванович. — Только вот чего не пойму: вас, почему сюда?

— Потому же, почему и вас: за порядочность и честность.

— Какая там честность, — махнул рукой депутат, — так, пена сплошная. Если церквушку-развалюшку в расчёт не брать, однозначно, упекли бы.

— И вы ещё этим хвастаетесь?

— Констатирую, — растянул депутат. — А ты чего молчишь? — обратился он к Суркову.

— Пока сказать нечего.

— Ну и дурак. Глупо здесь молчать. Вон еврей и тот что-то вякает.

— Попрошу не выражаться, — вставил Марк Гаврилович.

— О! Я же говорил.

— Пока что ваш разговор больше напоминает базарную ругань.

— Ха-ха-ха. Ничего, ничего, сынок, мы сейчас на библейские темы съедем, будем о добре и зле говорить.

— А я протестую, — возразил Марк Гаврилович.

— Протестуешь? А кто тебя будет слушать, протестант? — Иван Иванович свёл на лбу брови и стал похож на Брежнева без медалей.

— Попрошу без двусмысленности, и вообще, я — против.

— Чего ты против? Что тебя задело?

— Тема. Общая тема, так нельзя.

— Ну, ни хрена себе! — возмутился Иван Иванович. — Сурков, что может быть конкретнее добра и зла? Чего этот педагог кочевряжится?

— Общие понятия, — настаивал Марк Гаврилович. — Относительность понятий: что хохлу хорошо, еврею смерть.

— Мы не о сале с тобой говорим, — настаивал Иван Иванович. — Добро, оно и в Африке добро.

— Послушайте, — перебил Сурков. — Давайте следовать какому-то порядку. Пусть каждый выскажет мнение, а потом будем обсуждать.