Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — вице-принц

Сердце стучит часто и ликующе, для меня все двигаются, как мухи на морозе, я рубил, сбивал с ног, рассекал, повергал, Зайчик озверело пронесся вдоль ряда моих рыцарей, топча чужих коней вместе со всадниками, на меня брызгает кровь, рядом мечи рассекают щиты и рубят живую плоть, со всех сторон яростные крики.

Хенгест сражается уже в окружении, весь забрызганный кровью, я смел с одной стороны его противников, ударил его по щеке с криком:

— Сражаться в строю!

Слева раздался обозленный крик сэра Сколонда. Я успел увидеть, как он покатился по земле, сбитый с коня, на плече зияет длинная рана, оттуда хлещет кровь.

— Руку! — заорал я.

Он инстинктивно поднял руку, я вздернул его рывком на ноги, принял на щит удар топора и крикнул яростно:

— Сражайтесь, пандавы!

Мы дрались яростно и свирепо, я с тоской понял роковую ошибку насчет того, что прикроем бегущих крестьян и вернемся. Или это не ошибка, просто не позволил сознанию вякнуть, когда во весь голос говорили эмоции?

На нас накатывались вражеские всадники волна за волной, но хотя это не легкая конница, однако и закованные в металлические доспехи рыцари падают под нашими ударами, как колосья спелой пшеницы под острыми косами умелых работников.

Я потерял счет времени, вокруг только звон металла, хриплое дыхание и сдавленные крики, яростный бой не утихает ни на мгновение, я старался замечать все, и как только кто-то падал, зажимая рану, я старался успеть к нему и бил по лицу с криком: «Сражайся!»

Рыцари Мунтвига наверняка удивлялись такому зверю-военачальнику, нельзя же настолько издеваться над смертельно раненными, но еще больше могли удивиться, что те в самом деле поднимаются и продолжают бой.

Хенгест и сэр Аванандр, уже пешие, исколотые копьями, все еще сражаются, стоя друг к другу спинами, лица забрызганы кровью, своей и чужой.

Зайчик пронесся вокруг них, как черный смерч, очищая от противников, я торопливо ударил одного по щеке, затем другого.

— Бог с нами! Так кто против нас?

Оба воспрянули, пощечина быстрее возложения рук, а я ринулся к сэру Сколонду, Килрику и еще одному из наших гигантов, они бьются, встав в круг, а их старается прикрыть сэр Ховард Энглефильд, он один, кроме меня, остался в седле, но я не успел пробиться к ним, как умело брошенный молот угодил ему в голову. Кожаный ремень лопнул, шлем со звоном взлетел в воздух, один из мунтвиговцев ловко поймал его на кончик копья, а сэр Энглефильд без чувств свалился под конские копыта.

Я пробился к нему, коснулся щеки, он сразу пришел в себя и дико открыл глаза.

— Мы их почти всех побили! — крикнул я.

Он прохрипел:

— Добьем и остальных… Сколько там их осталось?

Еще несколько рыцарей, ступая через трупы, нашли в себе силы прорубиться ближе к троице, где сражаются Хенгест и его рыцари, круг расширился, а я, постоянно отражая удары, носился вокруг и рубил, сбивал с ног Зайчиком, орал и снова рубил и рубил, успел крикнуть Хенгесту:

— Осторожнее!

Он прорычал с тяжелым сарказмом:

— Правда? А я и не знал!

Страшно и красиво рубился Килрик, когда я подоспел и помог срубить двоих, что едва не зашли ему со спины, он повернулся и выкрикнул бесшабашно:

— Все мы когда-нибудь умрем!

— Но не сегодня, — возразил я.

— А чем сегодня, — крикнул он, — хуже другого дня?

Сэр Аванандр в расколотых, как яичная скорлупа под яростными ударами молота, доспехах ревел подобно туру и рубил страшно гигантским двуручным мечом, держа его в одной руке, но слишком выдвинулся вперед, и сразу два копья ударили его справа и слева, а спереди дикого вида воин всадил ему в середину груди до половины лезвие топора.

Я расколол череп дикарю, копейщиков срубили соратники Аванандра, а он сам рухнул на колени, топор торчит из груди, лицо сразу стало смертельно-бледным, а губы задрожали, пытаясь сложиться в улыбку.

— Я всегда, — прохрипел он, и кровь хлынула изо рта, — мечтал красиво погибнуть в яростном бою… Но как-то это, оказывается… не совсем, когда вот взял и погиб…

— Да? — спросил я. — Тогда пока живи. В другой раз получится приятнее.

Я возложил ладонь ему на лоб, холод вошел в нее и растекся по телу, силы мои на исходе, но топор выпал из груди рыцаря, а глаза начали расширяться в изумлении.

Ноги подгибаются, но я заставил себя подняться и продолжить бой. Но люди уже с трудом поднимают тяжелые мечи, и на место сраженных мунтвиговцев становятся все новые, однако натиск все слабее. Затем вообще противник начал отступать, образовывая сплошную стену. Я огляделся, мы не просто в кольце, а в середине огромного войска, сейчас похожего на исполинскую каменную плиту с небольшой пустотой внутри, а в той пустоте — несколько мелких зернышек.

Пользуясь передышкой, я быстро начал ощупывать павших из своего отряда. Некоторые еще дышат, хоть и страшно изрубленные, я чувствовал настоящий смертельный холод, когда перелил им всем остатки своей мощи. Зайчик всхрапывает сочувствующе над ухом, ходит следом, я пошатнулся и поспешно прижался к его почти раскаленному телу.

Плотные ряды расступились, в нашу сторону двигается небольшой отряд мунтвиговцев. Во главе рыцарь в полных доспехах, пусть и грубовато сделанных, но из толстых листов стали, а все сочленения подогнаны с редкостной тщательностью.

Он снял шлем, лицо уже не юное, но и не старое, как раз в расцвете мужской силы и доблести.

— Я граф Чарльз Делстэйдж, — назвался он суровым голосом. — Командую этой армией. Вы совершили подвиг.

Я сказал хриплым голосом:

— Спасибо за оценку.

Он покачал головой.

— Она, увы… правдива. Хуже того, совершили подвиг не только на глазах своих людей, что смотрят и сейчас со стен… но и мои люди видели и… оценили.

Усталость навалилась с такой силой, что я пошатнулся и упал бы, не ухватись за сбрую арбогастра.

— Спасибо… еще раз… Когда такое… от противника… это вдвойне…

Он сказал неприятным голосом:

— Мы можем вас убить сейчас, уже не теряя больше людей, вы ведь представляете, сколько пало от ваших мечей?.. Моим воинам достаточно разом метнуть в вас копья. Или топоры и дротики. Вы просто будете погребены под этой горой.

Я тряхнул головой, стараясь стряхнуть розовую пелену с глаз:

— И… почему… не…

Он поморщился.

— Я никому не позволю, чтобы кто-то перещеголял меня благородством! Если убью вас, что будет самым правильным решением, прославлять будут вас, а не меня. Даже в моем войске!.. Потому я отпускаю вас в ту крепость. Вы все изранены, и почти все не доживете до утра… но ваша смерть будет не на мне, а на ваших лекарях.

Я прошептал:

— Благодарю…

Меня била дрожь, поднять из почти мертвых столько могучих гигантов, да еще и самого Хенгеста лечить трижды, это отняло оставшиеся силы.