Самое лучшее оружие

Но мудрый Бахрей все же нашел решение. Он создал триста шестьдесят пять разныхклепсидр, и они ежедневно сменяли друг друга, заставляя гигантские стрелки то замедляться, то ускоряться. Сложный механизм делал все сам — приставленным служкам нужно было только не забывать пополнять запасы воды. Впрочем, даже этого не требовалось делать часто — Бахрей скоординировал все так удачно, что одной‑единственной бочки хватало, чтобы часы спокойно работали несколько месяцев.

К тому же эти часы были снабжены танцующими фигурками, появляющимися каждый час. Восемь тысяч семьсот шестьдесят штук! На каждый час в году! Боги и чудовища, герои и красавицы, люди и животные... На эти часы можно было смотреть круглый год, и ни разу не увидеть ни единого повтора. Каждая фигурка снабжена собственным танцем и мелодией. Бахрей был воистину гениальным механиком.

В течение следующего часа Ванесса повидала еще множество диковин. К примеру, она довольно долго наблюдала за работой лучшего городского цирюльника. В Эстелегеро цирюльники были не только парикмахерами, но и врачами, и очень умелыми, надо сказать. Правда, самым полезным средством у них считалось кровопускание — его прописывали практически во всех спорных ситуациях. Но дантистика и глазные операции достигли очень высокого уровня. Вон сначала зачарованно смотрела, как цирюльник вставляет пациенту самый настоящий зубной протез, а потом с ужасом наблюдала за операцией по удалению глазной катаракты. Цирюльник взял длинную острейшую иглу и осторожно ввел ее в глаз пациента точно над зрачком, а потом постепенно протолкнул катаракту вниз, туда, где она уже никому не мешала. После этого на прооперированный глаз наложили мягкую ткань, смоченную в яичном белке. Смотреть на это было по‑настоящему жутко — ведь первое же неверное движение оставило бы больного совсем без глаза. К тому же перед этим его крепко связали и закрепили веки, чтобы не мог зажмуриться: операция была практически безболезненной, но оченьстрашной.

Еще она увидела другие чудеса, созданные великим механиком Бахреем — например, храмовый автомат по продаже целебной воды. Не такой автомат, как те, что напали на них в сокровищнице Саудрон‑Тарка — нет, самый обычный механизм, без единого грана магии. В него надо было опустить медную монету в десять церов, а взамен лилась вода. Самая обыкновенная вода — целебной ее нарекли местные жрецы, наживающиеся на этом изобретении. Работал аппарат предельно просто — монета падала в чашечку, подвешенную к одному концу тщательно сбалансированного коромысла, под ее тяжестью другой конец коромысла поднимался, открывал клапан, и вода начинала течь. Когда чашечка опускалась до предела, монета выскальзывала, коромысло возвращалось в прежнее положение, и вода перекрывалась. Просто, как все гениальное.

И уже в самом храме — вечный двигатель. Огромное колесо вращалось само собой, делая пятьдесят оборотов в минуту, да еще и поднимая довольно тяжелый груз — мешки с мукой. Кроме этого хитрый механизм приводил в действие кузнечный мех и точильный станок. Все на пользу храму. Зато жрецы взимали плату со всех, кто желал подивиться на чудо‑механизм — а таковых хватало!

Ванесса так и не догадалась, что это всего‑навсего хитрая афера. Увы, вечный двигатель невозможен ни в одном из миров — это часть Первого Закона Творца. Даже магия неспособна на такое. Просто‑напросто за стеной прятались два раба с вырванными языками, непрерывно тянущие за веревку и вращающие колесо «вечного двигателя». А ночью, когда зрители расходились, а храм закрывался, его вообще останавливали. Однако придумал это жульничество действительно Бахрей, и устроено оно было так хитро, что тайна за семьдесят лет так и не раскрылась.

Потом Вон перекусила в уличном лотке. На редкость необычном лотке — это был просто здоровенный мужик в фартуке, несущий прямо на голове небольшой столик, а на плечах — холщовый мешок, заполненный снедью, и разделанную баранью тушу. Зажаренную, само собой. Он просто шел и кричал: «Кто хочет есть?! Кто хочет есть?!» Получив отклик, он тут же поставил перед девушкой свой столик, и сноровисто приготовил что‑то вроде здоровенного гамбургера, на девяносто процентов состоящего из мяса. К нему прилагался сладкий рисовый пончик, пиала крепкого чая и еще какой‑то маленький бледный катышек.

— Аппетиту вам, саранна, — приветливо пожелал разносчик, получив свою плату, и двинулся дальше.

К своему великому удивлению Ванесса узнала в непонятном катышке самую обыкновенную жевательную резинку. В Закатоне ее изобрели давным‑давно. И сделали это, разумеется, чрехверцы — одним прекрасным днем обнаружили, что их любимый каучук вполне можно употреблять в пищу. Не до конца, правда.

Она допила чай, скомкала пиалу и выбросила ее в помойную яму. Пиала была одноразовой, сделанной из плотной бумаги. Стоила такая штуковина сущие гроши.

Немного погодя Вон неосторожно забрела в какую‑то подворотню, и ее попытались ограбить. Ну а как же — богато одетая, симпатичная, без спутников... И явно иностранка — на этом материке, населенном исключительно краснокожими, ни один землянин не смог бы сойти за своего.

Хотя закончилось ограбление быстро и не так, как того хотелось его устроителю. Молодая дама вовсе не испугалась лангсакса, а крикнула что‑то вроде «йя‑а», вывернула нападающему руку, отняла холодное оружие, врезала по сопатке добрым американским хуком и грозно пообещала арестовать его, если еще хоть раз заметит что‑нибудь подобное. Лангсакс она не вернула — заявила, что отдаст своему повару, колбасу резать. Грабителя это почему‑то ужасно обидело.

Где‑то около полудня, когда Ванесса уже начала подумывать, что стоит, пожалуй, сесть на рикшу, да покатить домой, ее занесло на маленькую площадь, густо заполненную людьми. На высоком помосте стояли несколько громко о чем‑то говорящих человек. Кое‑кто из них был связан. Вон это ужасно напомнило казнь колдунов в Каабаре. Она участвовала в двух аутодафе — и один раз даже в главной роли...

Ее аж затрясло — Ванесса Ли с некоторых пор терпеть не могла деревянные помосты. Но через секунду она поняла, что происходящее не имеет никакого отношения к казням — это аукцион. Самый обыкновенный аукцион рабов. И он почти закончился — осталось всего пять «лотов».

— Опытный слуга! — прокричал аукционист, выталкивая вперед щуплого угрюмого парня. — Повар! Лакей! Винодел! Мастер на все руки! Тридцать два года, полностью здоров! Стартовая цена — десять динубов! Кто больше? Десять динубов... десять динубов за прекрасного умелого раба! Кто больше? Двенадцать... саранна в переднем ряду тринадцать... о, саран, как щедро! Шестнадцать динубов! Семнадцать... восемнадцать... продано! Продано сарану среброделу за восемнадцать динубов!