Дарья Фельбер - Неучтённый фактор

— А конопля какая?

— „Девочка“, — тут я окончательно затупила. — Цвела ещё не по сезону.

— Который день? — котяра всадил внушительные когти в дубовую кору, блаженно перебрал лапами и задел цепь, произведя на редкость противный скрежет. Серый страдальчески сморщился и прижал уши к голове. Я так не умела, к сожалению.

— Первый.

Откайфовав, кот, извернувшись, вскочил на лапы и принял профессорский вид.

— Ты спасла священное растение в первый день его цветения, — опять в стихотворной форме сообщил он. — Посадила его на земле рядом с порталом и надышалась пыльцой, что открыло возможность перехода. Вот и всё.

— Конопля — священное растение? — поперхнулась я.

Животное возмущённо раздулось до размеров здоровенного дога.

— Вот так эльфам посмеёшься, — и начало постепенно исчезать. Последним, традиционно, вместе с дубом, испарился сердито машущий хвост.

— Ну что? — повернулась я к Серому. — Будем сотрудничать? Ты мне — информацию о моём мире поищешь, а я твою бочку открою.

Так получилось: в двадцать пять — и ещё девица. Не нашла достойного, поначалу боялась, а потом, став постарше, ещё и брезговала спать с кем попало.

Волк снова поднялся на лапы и, не спеша, подошёл ко мне вплотную. Загривок ощетинился, а глаза нестерпимо горели жёлтым пламенем.

„Не сможешь открыть — живой из замка не выйдешь“, — от холодной уверенности в его голосе у меня мурашки по спине поползли. Вытолкнув мокрый нос из ворота распахнутой куртки, я ободряюще подмигнула новоприобретённому „коллеге“ и нежно пропела:

— Не думаю, что по пути кем-нибудь соблазнюсь, но всё-таки присмотри для верности… Да сам лапы не распускай. И, это… — тут я ещё шире улыбнулась. — По инструкции, кормить меня полагается хотя бы раз в день. Не забывай, пожалуйста.

Волк отвернулся, чувствительно приложив меня хвостом по бедру.

„Может другую девицу поискать?“

— Давай, ищи. То-то, я смотрю, они за тобой косяками ходят. Вот и не продохнуть от желающих. Ты давай, не торопись, повыбирай, как следует, а я пока на берёзе посижу.

Мне досталось повторно.

— Фу, как невежливо! Серый, воспитанные люди и волки не хвостоприкладством выясняют отношения, а с помощью взвешенных и чётких аргументов, — наставительно подняла я палец вверх.

Волк душераздирающе вздохнул и отвернулся, видимо, решив, что спорить — себе дороже выйдет.

Не особенно торопясь, я шла через лес, полной грудью вдыхая густой смоляной запах. Вокруг щебетали птицы, солнце пробивалось сквозь кроны величественных деревьев, всё было прекрасно, за одним исключением: голодной и злой меня.

Подлец Серый смылся практически сразу же, ткнув лапой в едва заметную тропку направо, где раньше, по прогнозам, ожидался „ой-ой-ой“. Тоже мне, V.I.P. зона! Слабая надежда на то, что меня, как в сказке, Серый Волк посадит себе на спину и помчит быстрее ветра за леса и болота, накрылась медным тазом с самого начала. Пришлось топать ножками. Ладно, сочтёмся, зараза облезлая.

Часа через два романтической прогулки по колдобинам, я набрела на полянку с земляникой и отвела душу, застряв там на добрый час (уж очень кушать хотелось, а тут — витамины), а когда донельзя возмущённый волк выскочил из-за деревьев — только развела перемазанными красным соком руками. Тяжело вздохнув, он указал носом в просвет между деревьями, типа, давай, не задерживайся.

— Да иду уже, не кипеши.

Ещё часа два спустя силы оставили меня окончательно, ноги начали заплетаться, под них попалась коварная коряга. А впереди привольно разрослось что? Правильно. Малинник.

Ой, как неприятно, да ещё и физиономией на этот раз! Я даже руки подставить не успела, засунув оные в процессе „променада“ в карманы „треников“.

Подняться сил не хватило, и пришлось стоически продвигаться на четвереньках. Тоже удовольствие ниже среднего. Прилечь, что ли, ненадолго, а то, что это я, как жена декабриста неизвестно куда из последних сил, да по буеракам лезу?

Я совсем было начала всерьёз рассматривать эту малоаппетитную идею, как впереди что-то затрещало. Медведь?!

С перепугу, я обнаружила в себе скрытое где-то глубоко второе дыхание, резво встала на ноги и прислушалась.

Приличествующего хищнику рычания не наблюдалось. Зато кто-то на редкость самозабвенно и немелодично насвистывал и напевал, чем-то явственно позвякивая.

— Люди! — не подумав, во что это может вылиться, я понеслась на звуки.

На пригорке у кромки малинника сидел мужик, откровенно разбойничьего вида и, отложив в сторону ржавый арбалет, с довольной мордой пересчитывал мелочь.

От выражения моего восторга при виде соплеменника, а, тем паче, громкости его исполнения, он нервно подскочил на добрых полметра в воздух, фонтаном раскидав монетки вокруг себя, и повернул ко мне заросшее до непотребства лицо. После чего вытаращил глаза и завопил вполне приличным оперным тенором, переходящим в фальцет, на весь лес. Потом резво привёл в действие нижние конечности, и, продолжая орать на тех же децибеллах, скрылся из вида. Припадочный какой-то попался. Даже награбленную собственность прихватить забыл.

Ну вот. Мужика след простыл, контакта не получилось, деньги есть, а съесть по-прежнему нечего. Я хозяйственно собрала медяки и рассовала их по карманам. Нечего им тут без присмотра валяться. А он себе ещё награбит. Арбалет я оставила лежать в траве, в воспитательных целях на него наступив. Под кедом только хрустнуло. Всё равно стрелять не умею, а уж из такого антиквариата и вовсе боязно — самой бы ненароком не застрелиться. Зато и мужику наука будет: нечего со всяким старьём ненадёжным на большую дорогу выходить. А вдруг там — я?

И всё-таки, чего он так испугался?

Тут я случайно опустила взгляд на свои руки. Кожа в клочья, под маникюром — грязь килограммом, всё перемазано малиновым соком и, кажется, кровью. Или наоборот? Интересно, а лицо тоже так пострадало, или обошлось? Судя по тому, как всё горело и щипало — не обошлось. И не смоешь же: в округе ни лужицы, ни прудика, ни родничка, панамку я уже где-то благополучно посеяла, а оставшиеся бумажные салфетки следовало приберечь для других случаев.

Кое-как обтеревшись случайно найденным лопухом и полюбовавшись на разводы крови пополам с паутиной и пылью на зелёной поверхности, я поплелась дальше.

Серый вновь выскочил из кустов, когда в подступивших вплотную ко дню сумерках мои глаза отказались различать в траве и без того слабо выраженную тропинку, вследствие чего я присела на ствол поваленного дерева и начала морально готовиться к ночёвке в лесу. Увидев меня, он притормозил и попятился, разом спав с морды; потом с опаской принюхался, признал „напарницу“ и страдальчески прикрыл глаза.