Дарья Фельбер - Неучтённый фактор

Корчмарь оказался чуждым предрассудков, не задавал лишних вопросов, а притащил кружку кваса, баранью ногу и краюху хлеба, собрал мне снеди в дорогу и теперь околачивался неподалёку.

— А что, почтеннейший, не найдётся ли в деревне портной, или швея? — я сыто откинулась на лавке. Корчмарь с готовностью отставил отполированный стакан и включился в беседу.

— Да туточки недалеко, через два двора лавка портняжная. А ты, девка, приодеться правильно думаешь. Бесовская это одёжа.

— Так не в исподнем же по кустам скакать, — извиняющимся голосом протянула я. — Ироды какие-то на реке платье украли. Это-то рубище я из воды в мешке вытянула. Русалки, что ль подшутили?

Мужик перекрестился.

— Упаси тебя Боги с нашими русалками встретиться! Минуты не проживёшь. Издалека идёшь? — как-то уж очень безразлично спросил он. Я насторожилась.

— С запада. До камня на развилке добралась, а там меня и в лес забросило. Откуда да куда иду — не могу сказать: обет на мне лежит.

Услышав про обет, мужик расслабился и, заломив за всё две серебрушки, получил одну.

— В нашей деревне, почтеннейший, за такие деньги десять пахарей наедятся, — заявила я, отсчитывая медяки по курсу.

Корчмарь скривился, но смолчал.

Тут моё внимание привлекла излишне оживлённая беседа за столиком у окна.

Так и есть. В дымину пьяная жертва моего вчерашнего имиджа живописала свои приключения, так выразительно помогая себе руками, что пару раз даже оказывалась на полу. Её поднимали, водружали назад на лавку, и шоу одного актёра в надежде на бесплатную выпивку продолжалось.

— И тут оно как выпрыгнет из малинника! Зубищи — во! Морда в кровище, чай кого загрызло, и как завоет голосом нечеловечьим! А я чуде-юде арбалетом и в глаз, и в холку навалял. Не испугался нечистой силы. Оно у меня зубьев половины лишилось и пощады просило. Ну, я — дурак добрый — пожалел нелюдя, сдержал удар роковой, а тот — хвать арбалет, и наутёк! Так и не догнал я его, а старался. Жаль арбалета. Прадеду ещё моему служил верой и правдой.

Народ охал и ахал, а я на всякий случай украдкой пересчитала кончиком языка „зубищи“. Вроде бы все на месте. До чего правдоподобно мужик рассказывает, даже на секунду поверила!

У портного мне повезло больше: плюгавый мужичонка с петушиным пером на шляпе, не переча, нашёл нечто вроде охотничьего костюма, пообещав укоротить за пару часов, и скоординировал к сапожнику. Тот, в свою очередь, выудил из закромов подходящие по размеру сапожки из мягкой кожи и снавигировал в баню. Радости не было границ до тех пор, пока меня не поставили перед тем фактом, что пределом развития косметическо-химической промышленности здесь являлось вонючее серое мыло. Пришлось, зажав нос, мыться, чем было. Вот, посадите меня в терновый куст, если они его не из собак варят. И знать не хочу, что скажет Серый. Короче, к лесу я выбралась уже к закату и, зайдя поглубже к заранее облюбованному родничку, с грехом пополам развела костёр.

Есть не хотелось, и я смертельно устала, но в отсутствие волка спать не могла и сидела, как на иголках. Чтобы скоротать время у меня нашлась очень кстати прихваченная из корчмы оплетённая лыком бутыль вина, к коей я незамедлительно и присосалась. Кисловато, но сойдёт.

“Ну и вонь!“ — проявился долгожданный голос, прервав дегустацию.

— Если ты про вино — то неправда, а если про собачье мыло — это да. Воняет несусветно, сама задыхалась в процессе помывки. Но выбора не было. Либо вши и грязь, либо вот это, — не оборачиваясь, отозвалась я и воткнула пробку в бутылку. Недовольно фыркая, волк улёгся с наветренной стороны костра. Успокоившись, я устроилась поудобнее, засунув под голову старые вещи, и завернулась в куртку. Заснула моментально, не взирая на опустившуюся на лес прохладу и вдохновенно верещащих совок.

Вечером следующего дня я решила, что мне проще повеситься вон на той осине и прекратить эти мучения: всё тело болело от пяток, до ушей, и было зверски погрызено комарами. Ещё в школе я всячески избегала любых вылазок на природу, симулируя всевозможные болезни, начиная от головной боли и вплоть до бубонной чумы, подозревая, что в восторг от оных мероприятий не приду, так что теперь, видимо по каким-то кармическим законам, выпало навёрстывать всё и сразу. Отдуваться — как всегда — пришлось Серому, которому по появлении я сообщила о своей планируемой кончине и попросила яду, дабы этот процесс ускорить, на что он, поразмыслив, услужливо притащил пучок какой-то травы. Даже не спрашивая — что это, я заварила весь и, зажав нос, приготовилась травиться.

„Вот несчастье… Натереться отваром полагается“.

Расшвыряв одежду по траве, я последовала совету, уже не заморачиваясь — мужик, не мужик. На лес опустилась прохлада, и я поклацывала зубами, предвкушая как минимум ангину и воспаление лёгких, да и лекарство холодило кожу. Потом, замёрзнув, как следует, поразмыслив, сделав большой глоток из бутыли и набравшись храбрости, начинающий вирус птичьего гриппа в лице меня, начал подкрадываться к задремавшему по другую сторону костра волку с самыми преступными намерениями. Насторожившиеся уши указали, что украдкой — не получилось.

— Серый, погрей, — я, уже не таясь, полезла под условно пушистый бок. Волк недоверчиво уставился на меня своими глазищами, тускло горящими в свете костра, явно сомневаясь, все ли у меня дома. — Тебя вон, как много… А то я простужусь, заболею и умру. Кто тогда бочку будет открывать? Или мылом ещё пахнет?

„Выветрилось“- зверь обречённо вздохнул и дал мне устроиться между собой и костром, чем я и воспользовалась, нахально обхватив руками ближайшую ко мне лапу и с довольной улыбкой затихла, постепенно согреваясь с обеих сторон. Не знаю, как ему там пришлось, а мне исходящий от его шерсти запах очень даже понравился. Ожидалась терпкое звериное амбре, а в реальности пахло каким-то еле уловимым, но до боли знакомым натуральным парфюмом. Захотелось почесать „грелку“ за ухом, а вдруг замурчит. Ассоциация показалась мне неадекватной, а потому я выбросила её из головы. Минут десять спустя, волк попытался отнять конечность. Два „ха-ха“: даже в далёком детстве маме не удавалось отобрать у меня плюшевого мишку, с которым я спала (и, честно говоря, сплю до сих пор, хотя состав мишек сменился трижды).

Когда моя „грелка“ всё-таки высвободилась, дав мне выспаться и разбудив самым бесцеремонным образом путём чихания в ухо, а потом уковыляла на затёкших лапах в лес, я потянулась, порадовавшись отсутствию признаков надвигающихся хворей, позавтракала и пошла следом.

Четвёртый день пути радовать разнообразием в виде приключений не спешил: идти неизвестно куда и идти, все деревни, очевидно, остались позади, а если в здешних лесах и водилась стандартная для всех книг-фэнтези нечисть, то себя она никак не проявила.