Михаил Харитонов - Безумный Пьеро

Шарик недоумённо повертел мордой. Он был простой натурой и умел только драться. Сцыкливый енотик завертел мордочкой в поисках выхода. Коту пришлось брать инициативу на себя.

Крузенштерну пришлось отдуваться за всех. Он осмотрел труп. Узнал его: портрет он помнил. И подумал, что кишки жрать пожалуй что и придётся. Рассчитывать на то, что Дядя Фёдор будет слушать какие-то объяснения, было просто смешно. То же самое касалось и полиции.

Однако Круз выжил в евских трущобах, сохранив не только жизнь, но здоровье. Он умел принимать острые решения и импровизировать на ходу.

— Слава пророку Учкудуку! — закричал он. — Всё идёт по плану! Прислужник гав’виалей уничтожен!

Больше всего прихуели Шарик и енот. О пророке Учкудуке они, разумеется, слыхали, но поклонниками его не были вот ни на эстолько.

Зато остальные поверили. Ну или скажем так — предпочли поверить. С последователями Пророка связываться никому не хотелось.

— Бухгалтер где? — продолжал кот, поигрывая саблей.

Бык посмотрел на него с опаской. Потом покосился на мелкого зверька неопределённого фенотипа, который прижукнулся за кормушкой.

Кот понял — подскочил — схватил зверька за шкирку. Посмотрел внимательно в лицо, что-то решая. Решил. И молча сломал ему заднюю лапу.

Зверёк истошно заорал, задёргался. Кот подождал, пока тот смирится с увечьем, после чего вежливо осведомился, нужно ли повторение.

Бухгалтер тихо заскулил и закивал головой.

— Тогда, — распорядился кот, — отчини-ка нам, ради Галактики, кассу!

Сорян проснулся от лютого свербежа. Вчера он сбрил гриву, чтобы она росла погуще. Она и росла. Пробивающиеся волосы буравили толстую кожу, вызывая мучительный зуд.

Перекатившись на пол, Соря принялся расчёсывать бритое место о край подстилки. Свербёж от этого только усилился, по хребту пошли спазмы. Комнатёнка закружилась перед глазами. Онагр трубно заревел, мотая башкой.

— Скобейда! Ты там кончаешь, что ли? — заорал из-за стенки лошарик. — Дай поспать нормально!

— Ыппппрррр… — только и выдавил Сорян, содрогаясь всем телом.

Потом немного отпустило. Очень осторожно, чтобы не потревожить натёртое место, онагр поднял голову. Убедился, что всё на месте и особых разрушений нет. Даже пиво, не допитое вечером, так и стояло у изголовья. От него пахло кислым, но Соря всё равно присосался к банке. Нужно было взбодриться. Впереди намечалось скучное, унылое дежурство.

Пиво помогло, стало легче. Сорян встал на задние, вытянул передние, вдохнул и что есть мочи всконячил — "ййййе йе йе йе йе!!!"

— Да блядь же! — снова заорал лошарик. — Ты тихо можешь?

Онагр не удостоил его ответом. Лошарик не входил в его референтную группу. По его мнению, лошарики существовали для того, чтобы над ними прикалываться. Но сейчас было не время для приколов. Сейчас нужно было привести себя в порядок…

Для начала Соря направился в санузел. Выходя из комнаты, он случайно наткнулся взглядом на плакат. Член отреагировал неожиданно сильно, выскочив из своего укрытия, как чёртик из табакерки. Пришлось жмуриться, отворачиваться и ждать, пока глупая залупа не вернётся на место.

Санузел был типично общежитский: конская унитазная дыра, совмещённая с душевой кабинкой. По углам чернела ядовитая плесень. Её было бы больше, но дурак-лошарик плесень подъедал. От чего балдел и отрубался прямо в кабинке. За это он бывал неоднократно унижен и обоссан, но своей скверной привычки не оставлял. Сорян его презирал за это особенно.

Облегчившись, освежившись и попив воды, он вернулся к себе в комнату. Быстро съел брикет комбикорма. Проверил форму — нет ли пятен. Поставил чайник на плиту. Дело, которым он собирался заняться, много времени не требовало — обычно он успевал до того, как чайник вскипит.

Наконец, он устроился перед любимым плакатом, за который недавно отдал шесть соверенов пятнадцать сольдо.

На плакате была эквестрийская поняша. Рыжая, улыбающаяся, с отведённым в сторону хвостом.

Молодой полис Сорян Мотузный, онагр по основе, тащился от лошадей. Что и неудивительно: ослов часто тянет на лошадок. Правда, настоящие кобылы до братьев меньших нисходят редко, но Соря был парнем бойким, весёлым и не жадным. Так что ему иной раз перепадало.

Хемульскую порнуху с понями он, конечно, видел. И равнодушной его она не оставляла. Но чтобы тяжело запасть на эту тему — нет, такого не было. Мотузный знал жизнь. И понимал, что трахнуть поняшу in real life ему не светит. Хотя бы потому, что в Директории их не было, в Эквестрии из него бы сделали обычный заняшенный электорат, а ехать в Хемуль, просто чтоб поебстись — долго, дорого и беспонтово. Так что всерьёз на эту тему он не думал. Хотя — чего уж греха таить — однажды всё-таки сходил на Пляс Пигаль и снял там маленькую кобылку, загримированную под эквестрийку (то есть покрашенную в голубой цвет и с подведёнными глазами). Кобылка очень старалась, но ничего такого особенного он не почувствовал.

Всё изменилось тридцать первого ноября прошлого года. Когда его сняли с дежурства и отправили в усиление. На первое представление какого-то "эмпатетического театра имени Антонена Арто".

Ехал Сорян туда, проклиная всё на свете. С дежурства он собирался свалить к дружбанам и хорошо посидеть за пивасиком. Вместо этого пришлось переться на побережье. С перспективой сидеть в заднем ряду и оттуда, щурясь, смотреть на кривляющиеся фигурки на сцене. Не забывая, конечно, наблюдать за залом, чтобы в случае какого безобразия сразу ринуться и пресечь… И это вместо пива и серьёзных мужских разговоров!

Обратно Мотузный вернулся другим существом. Потрясённым, ошеломлённым, и в каком-то смысле влюблённым.

Он увидел Еву Писториус. И услышал, как она поёт "Маленькую лошадку".

Покорила она его сразу, как вышла. Он аж присвистнул — до того она была хороша.

А когда запела — стала ещё прекраснее. И становилась всё лучше и лучше. Под конец всё стало просто волшебно. Он помнил только своё протяжное "йе-йе" на весь зал — после которого поняша посмотрела на него особенно пристально. Потом — восторг, восторг, ещё восторг, а после — торопливые объятья с какой-то чепрачной тапиршей. Которую он буквально утащил из зала и отчаянно выеб на холодном прибрежном песке. Но даже в светлый миг оргазма в голове его звенело — "я ммммаленькая лошадка".

В участке он получил втык за то, что самовольно покинул предписанное место. Хорошо ещё, начальник был в хорошем настроении, а то втыком бы парень не отделался. Но ему было всё равно.

Конечно же, он навёл о Еве справки. И узнал, что поразившая его сердце поняша находится под особым покровительством губернатора Пендельшванца. Сорян был парень простой и понял это так, что губернатор поняшку поёбывает. Со всеми вытекающими отсюда выводами и последствиями.