Екатерина Лесина - Понаехали! [СИ]

— Мне, — вздохнул Мишанька.

— Тебе… Ты ведь все-таки маг.

— Маг.

— И боевой…

Он только и сумел, что кивнуть. И странное дело, здесь и сейчас, стоя в нелепом женском платье, которое ко всему расходилось по швам, он не чувствовал себя ни смешным, ни глупым.

— Только… — Аглая бережно погладила его по щеке. — Береги себя…

— Постараюсь.

Стася почувствовала, как её наполняет и переполняет сила, и что силы этой, горячей, солнечной, словно собранной с раскаленных камней, столько, что она, Стася, способна совершить, если не чудо, то почти.

И совершить захотелось.

А потому она собрала силу, всю, которая была, и пожелала:

— Пусть все будет хорошо, — а потом подумала и уточнила. — У всех…

Потом подумала и еще уточнила:

— У Зорянки… пусть она вернется. И зверь снова станет человеком, если это возможно. Или покой обретет. Пусть проклятье исчезнет, а Радожский женится на той, которую любит. Пусть… царица тоже будет счастлива. И Баська с Маланькой найдут женихов, только хороших. Пусть…

О ногу потерлось что-то теплое.

И котики.

Как она могла про котиков забыть? Пусть… пусть котики найдут себе хозяев. Или хозяева котиков? Главное, чтобы взаимно.

Силы было много.

А потом она взяла и закончилась, что было несколько обидно, но Стася обиду пережила. Она моргнула, приходя в себя. И огляделась.

Палаты царские нисколько не переменились. Вот сидит в резном креслице царица, откинувшись на спинку, глаза закрыв. Сидит и улыбается мечтательно. Вот улыбается зверь, растянувшийся перед креслом. Вот лежит у ног царицы тело женщины, которая тоже улыбается. Вот…

Беззвучно отворилась дверь, впуская еще одну гостью.

Не одну.

Просто держались они так, что вторая казалась тенью первой. И почему-то подумалось, что это неспроста. Да и сами гостьи не производили впечатление людей, явившихся с миром.

— Ведьма, — сказала первая, переступив порог. Вот что Стасю удивило, так не смуглое лицо с нехарактерно восточными чертами, не волос темный, остриженный коротко, но мужской наряд вошедшей. И подумалось, что, верно, Стася совсем уже освоилась в этом мире, если чужое платье вызывает раздражение.

— Ведьма, — согласилась Стася, разглядывая женщину.

Не молода.

Не стара.

Такая вот… никакая. И черты лица острые резкие, а вот поди ж ты, складываются будто в маску. Заурчал Бес, и женщина положила руку на пояс. На поясе, что характерно, нашлось место ножнам, из которых выглядывали черные рукояти, и свернутому в круг хлысту.

— Уходи, ведьма, — сказала женщина, буравя Стасю взглядом. — Это не твоя война.

— А чья?

— Тех, кто дал слово и не сдержал его.

— Плохо, — Стася гладила Беса и думала, что уйти-то следует, что эта вот, да и вторая, они медлить не станут. И клинки у них, и плети, и еще какая-то дрянь, которая ощущалась этаким клубком тьмы.

Женщина склонила голову.

— Моя госпожа не желает лишних жертв.

— Думаете?

— Она возьмет лишь то, что принадлежит по праву ей и детям её.

— А государыню…

— Она лишняя.

— И царевичи?

— Не все, — поморщилась охотница. — Но так должно. Уходи, ведьма.

— Извините, — Стася поднялась. — Я не могу. Так уж получилось… я против крови.

— Что ж, — гостья удивленной не выглядела.

И вскинула руку.

Стася и руку эту видела, тонкую да гибкую, словно лоза, и пальцы, что раскрылись, выпуская черноту. И…

— Спасибо, — она раскрыла ладони, выставив их, будто бы уперлись они в незримую стену. — Но нет… обойдусь.

И чернота разбилась, потекла по этой стене.

Деготь?

Похоже.

Прежде чем Стася сумела сообразить, на что, собственно говоря, оно похоже, в стену полетел нож, брошенный второй девицей, что выступила из тени, но отражением первой быть не перестала. Разве что к разговорам она вовсе предрасположена не было.

Клинок…

Увяз в стене.

— Ведьма, — сказали обе охотницы как-то вот… неодобрительно. А Стася плечами пожала: мол, и вправду ведьма. Но что уж тут поделаешь.

Не повезло.

— Госпожа все одно сильнее…

— Уррм, — заворчал Бес, прижимаясь к полу.

Стена выдержала и удар хлыста, который, кажется был зачарован, если выбил искры. Странно это все. Но Стася старалась не думать о странностях, сосредоточившись на этой вот созданной стене, которая, может, и являлась плодом её, Стасиного, воображения, но зато работающим.

А значит…

— Отдай, — девица зашипела и выгнула спину.

Неестественно так выгнула, будто в спине этой костей вовсе не было. Руки её удлинились, шея… шея тоже удлилинась, а вот голова осталась прежней.

— Мерзость какая, — сказала Стася Бесу, и тот заурчал, соглашаясь, что мерзость и есть, а после прыжком вскочил на колени спящей царицы и, безо всякого пиетета впился зубами в руку.

И тут же перекатился, полоснул когтями по морде Зверя, и его пробуждая. Зверь взвыл. Царица охнула.

Села.

Оглянулась и… к чести её сразу сообразила, что происходит что-то не то.

Вскакивать не стала, но лишь пальцами щелкнула, и в тварь полетели огненные шары, от которых та, впрочем, увернулась с изрядной ловкостью. Конечности существа удлинились, локти и колени вывернулись в обратную сторону, а на пальцах появились весьма острого вида когти.

— Уррм-ряу! — воинственно возопил Бес, который к этаким метаморфозам привычен не был.

— Мряу, — передразнила его тварь и меленько захихикала. — Мои будете… все мои будете… сладенькие, тепленькие… уж я-то кровушки напьюсь… пойдут клочки да по закоулочкам.

Зверь вскочил и рев его, отраженный стенами залы, заставил эти стены задрожать. Впрочем, тварь не испугалась. Голос её становился то выше и громче, отчего стеклышки в окнах дребезжать начинали, то падал почти до шепота.

В стену впился еще один клинок.

А Стася подумала, что стоять-то можно долго, но что-то подсказывало, что идея эта не из лучших. Надо… надо что-то сделать. А что?

— Мру-а-яу! — Бес спрыгнул с кресла.

А царица постаралась попасть в тварь очередным шаром, но та просто перекувыркнулась в воздухе, чтобы в следующее мгновенье взлететь по стене к самому потолку.

Удар хлыста выбил искры.

И Стася почувствовала, что еще немного и стена рассыплется. Кажется, не одной ей такая мысль в голову пришла, если охотница оскалилась, а тварь залопотала:

— Кровушка-кровушка, потечет красная, потечет сладкая… да на земь. Смертушка идет…

Она оторвала руку от стены и щелкнула когтями. Звук вышел премерзейшим. На него-то царица вновь огнем отозвалась.

— Смирись, — сказала та, другая, что еще оставалась человеком. — Прими свою судьбу. Всем легче станет.