Екатерина Лесина - Провинциальная история [СИ]

— Умр-р-ра! — заворчала она, все быстрее перебирая лапками. И от каждого толчка их из Ежи выходил воздух. А когда весь выйдет, тогда-то Ежи и не станет.

В конец.

Он пытался помешать, но кошка была сильнее. Вот ведь… и ему оставалось лишь вдыхать.

Выдыхать и вдыхать.

— Ур-р-рм… — этот рокот донесся из угла комнаты. В темноте блеснули драгоценные камни глаз.

— Мря, — словно пожаловалась Фиалка.

— Мрак, — совсем по-человечески произнес черный огромный зверь, обходя Ежи кругом. Бес вздыбил шерсть и показалось, что с прошлого-то разу он еще вырос.

Этак скоро с рысь размером будет.

Ежи сделал еще один вдох, глубже прошлого, и закашлялся. Кашель этот, судорожный, подкинул его, поднял, помог перевернуться на живот. И Ежи сплюнул колючий ком, застрявший в груди.

Кажется, с кровью.

Точно, с кровью.

— Мря-я-у, — тоненько заплакала Фиалка, цепляясь за Ежи коготками. А Бес и вовсе боднул крутолобой головой, опрокидывая на спину. И сил сопротивляться у Ежи не было.

Даже когда зверь уселся ему на грудь, потеснив Фиалку.

Он был неимоверно тяжел и столь же неимоверно горяч.

И потом…

Жар проходил внутрь, кое-как растапливая холод, и к Ежи вернулась способность дышать, пусть мелко и часто, как бывает после долгого бега, но все хорошо.

Хоть как-то.

Пока он дышит, он жив…

— Умрр, — кот зарокотал и опустился, сворачиваясь клубком.

А Ежи закрыл глаза.

Силы…

…те его, выпитые тварью, не вернутся. Зато тело наполняли другие, вливались ледяною водой. Да не простою, а той, что рождают заговоренные родники.

Таких не бывает.

Все родники суть подземные воды, нашедшие выход к поверхности, не более того.

Не менее.

Смех раздался резкий, злой.

— Эх ты, — произнес кто-то с упреком. — А еще маг. Образованный человек…

Если бы Ежи мог, он бы обиделся, но он…

…душа вдруг отделилась от тела, крылья развернула, полетела по-над миром. И открылось ей многое из того, что было спрятано от глаз людей обычных.

Или необычных.

…смотри, мальчик, хорошо смотри…

Смотрит.

И видит.

Болото, что растянулось от края до края, принарядившись в разноцветную шубу мхов. Старый ельник и ямину, выворотень, на дне которого свернулся клубком да спит лютый зверь. И того, кто в теле зверином почти уж себя позабыл.

…озерцо.

И деву бледноволосую, севшую на мостках волосы чесать. А волосы те из лунного света, струятся, переливаются… уходят в самую воду. Дева красива.

Белоглаза.

Белозуба.

И увидев Ежи, голову вскидывает да хохочет нечеловеческим страшным смехом. И смех этот будит деревенских собак, заставляя их выть и лаять.

Люди тоже просыпаются. И кто-то привычно творит обережный круг.

Видит он человека, что бежит, кидает петли, пытаясь след свой запутать, да только те, которые по следу идут, опытны. Они не раз выходили на охоту, и не раз выйдут… северные звери.

Проклятые.

Видит…

…дом.

И ведьмин лес заветной колыбелью.

Город.

Реку.

Все видит… так не бывает. Это бред предсмертный, не иначе.

— Вот дуралей, — этот голос мешает смотреть: стая окружает человека, который боится, и даже издали Ежи слышит эхо этого страха. Но почему-то человека не жаль.

Напротив, Ежи знает — так правильно.

Что правильно? Позволить нежити сожрать живую душу?

— Она давно уж не живая, — возражают ему.

— Кто ты? — Ежи складывает крылья, которых у него нет. И оборачивается. Но вокруг лишь лес. Поднимаются к небесам старые сосны, и во тьме кора их светится слабо, то ли сама по себе, то ли лунным отраженным светом.

— Я тот, кому, наконец, будет дозволено покой обрести, — он все еще старик, только уже не грязный, измазанный черной землею.

Пожалуй, что обыкновенный.

Таких стариков в каждой деревне сыщется, чтобы в одежде простой из небеленого полотна, свита расшита зеленой да красной нитью. Пояс широкий бляхами серебряными украшен. На ногах — сапоги юфтевые. Борода стрижена коротко, а волосы вот длинны, заплетены в косы.

— Святогор, — голос его звучит громко и ровно.

— Ежи, — отвечает Ежи.

И вопросов у него множество, хотя… кажется, он знает ответы. Только все одно ему нужно услышать, что знание это верно.

— Силен, — Святогор произнес это с немалым удовлетворением. — Стоило ждать.

— Меня?

— Кого-нибудь.

— Ты ведь мог и раньше…

…прабабка, та, которая почти не выходила из комнатушки своей, рассказывала страшные сказки. И про ведьмаков в том числе.

Про мельницу проклятую.

Про мельника и двенадцатерых его учеников. Про то, что каждую весну появлялся тринадцатый, чтобы зимой, на Перелом, вновь выровнять число. Про силу, с которой мельник договор заключил. Про любовь всепобеждающую… только за Ежи не придут. А если и придут, то…

…найдется ли та, что опознает его средь иных воронов?

И если так, то… навеки Ежи останется служить? Что в человеческом обличье, что в ином…

Святого покачал головой:

— Не всякая сказка правдива.

— Ты мысли читаешь?

Ведьмак лишь плечами пожал: он ведь в голове Ежи, в теле его и душе, а стало быть, ничего-то нет, что было бы скрыто.

— Расскажи, — попросил Ежи и добавил жалобно. — Пожалуйста.

Что-то подсказывало, что просто умереть ему не позволят.

— Расскажу, — старик присел, скрестивши ноги и руки возложил на колени. Спина его осталась прямой. Ежи попытался было повторить, но собственное его тело, даже сотворенное здесь, слушалось плохо. — Что ты знаешь о ведьмаках?

— Их не существует, — убежденно сказал Ежи.

…и вновь вспомнился низкий пришептывающий прабабкин голос, и история про жеребца, на которого накинули зачарованную узду. Хорош жеребец, и купить его хотят, да только никак неможно с уздечкою продавать.

Смеяться Святогор не стал.

Вздохнул лишь.

— Давным-давно, когда мир сотворили, был он прекрасен и вечен во всем, от гор и океанов до цветка распоследнего. Ничто-то в мире не умирало, но и ничего не могло родиться, ибо не было больше в мире места. Тогда-то и поняли боги, что ошиблись, что всему-то должен быть свой срок. Так появилась смерть.

…человек устал бежать. Он все пытался сбросить с плеч мешок, но тот словно прилип.

— А с нею и новая сила.

…сил у него почти не осталось.

Он брел.

Спотыкался.

Порой останавливался, грозя темноте и тем, кто в ней скрывался, кулаками. Однажды даже выстрелил и, выстрел этот разорвал ночь.

— Никто-то не хотел касаться её, ибо сила рождения светла, а сила смерти — темна. Пришлось богам жребий бросать. И выпал белый камень Море, хозяйке родников, из которых половина осталась живыми, а половина переродилась. А другой Хосу — хозяину дорог… и всем-то… так получилось, что разделили боги обличья. И в мире наступило равновесие.