Екатерина Лесина - Понаехали!

- Пей, - велел Радожский, не тот, из прошлого, а нынешний.

Ежи и выпил.

Вода.

Ледяная. Ключевая.

- Ты… - собственный голос звучал незнакомо.

- Видел, - согласился Радожский-нынешний, который сейчас мало чем отличался от Радожского-прошлого. Или это в глазах плыло. – Как ты…

- Сам не знаю, - вода закончилась, но стало легче. Во всяком случае теперь Ежи получил возможность дышать. – Я вообще не уверен, что все так и было.

- Было, - Евдоким Афанасьевич обошел кусок кожи, на котором еще тлели силой буквы, - так и было… только интересно что?

- Что? – одновременно поинтересовались Радожский и Ежи.

- То, что клятва звучала иначе, чем здесь. Клятва, если разобраться, к договору отношение имеет весьма отдаленное.

- И… - Радожский потер лоб. – Выходит, жениться мне не обязательно?

- Пока не уверен, - призрак выглядел задумчивым. – Он был хитрой сволочью… очень хитрой сволочью… я думал, что твой предок его поддержал по дружбе, а оно вот как выходит. Что ж… тут есть над чем подумать.

Он потер призрачный подбородок.

- Идите-ка вы, что ли… погуляйте.

И что-то подсказывало, что спорить с ним не след.

Глава 28 Где речь идет о возможностях и их использовании

Глава 28 Где речь идет о возможностях и их использовании

Находишь божью коровку, любуешься, замираешь, когда она щекочет твою руку... Находишь таракана - шмяк его тапком! И потом вы мне рассказываете, что внешность не имеет значения?!

Из спора ведьмы с человеком, который пытался доказать, что любить надо красоту души.

- И Лилечка непременно должна воспользоваться возможностью! – матушка говорила громко, с надрывом и даже слезу пустила, дважды, но как-то без особого вдохновения. Наверное, поэтому папенька и не бросился успокаивать, а лишь поморщился, будто бы у него болит что.

Или там пучит.

- Я удивляюсь твоей толстокожести! – матушка, поняв, что со слезами не получилось, ткнула вилкой в огурец, миску с которыми велено было поставить поближе, потеснивши иные, более изысканные блюда. – Твоему равнодушию, твоему…

- Дорогая, - бабушка, которая на Лилечку пока поглядывала не так, чтобы часто, но с интересом, огурцам предпочитала маринованный чеснок, который запивала кислым молоком. – Девочка еще слишком мала!

- Ага, - согласилась Лилечка и, стянув со стола кусок семги, сунула под нос Фиалке, которая семгу обнюхала, но есть не стала. А вот Лилечка съела.

И уху тоже.

И еще кулебяки кусок. Воловнчик… наверное, она много чего еще съела, если живот раздулся и сделался круглым, но есть все равно хотелось.

В последнее время ей только и хотелось, что есть.

Даже нянюшка, которая прежде только радовалась, ныне головой качала, что больно много, что это тоже не нормально. А вот Дурбин сказал, что очень даже нормально.

У нее эта… компенсация.

Вроде как она ест то, что раньше не доедала. И растет. Вот про рост он правду сущую сказал, расти Лилечка стала так, что разом платья давешние малы сделались. И матушка велела новые пошить, но и они вот… подол уже выше косточек на ногах поднялся.

Может, лентою надставить?

Или пока так сойдет?

- А вот Лике попробовать себя стоит, - завершила матушкина мама, молоко заедая куском севрюжьего балыка. – Она как раз в нужном возрасте.

- Лике?! – матушка скривилась, будто огурец невкусный попался. – Мама, вы уверены…

- Беды все одно не будет.

- И толку…

- Не скажи, наш род некогда любим был Ладорой, еще прабабка твоя ходила на поля волосы чесать да пела земле. Все знали, все звали… или вот девок к себе в услужение брала, у которых с этим делом, - матушкина матушка по животу себя погладила, - не получалось. Скоренько брюхаты становились… вы уж извините, барон, я тут по-простому, по-свойски…

Матушка фыркнула.

- Надо будет Лилечке гувернантку нанять, пока с вами тут она совсем не одичала… и все-таки я настаиваю! Если Лилечка сходит к храму благословения испросить, то вреда всяко не будет.

- Пожалуй что, - Аграфена Марьяновна вновь поглядела на Лилечку, а та на бабку, которую не получалось воспринимать бабкою, ибо была та совсем даже не стара.

И еще в положении.

Разве бывают бабки в положении? Вот то-то и оно.

- Сходить пусть сходит, авось и проснется кровь… вы как думаете, госпожа ведьма?

Ведьма, сидевшая за столом тихо-тихо, еще тише Лики, которая до сих боялась лишнее внимание привлечь, посмотрела на Лилечку взглядом ясным-преясным.

- Кровь уже проснулась, - сказала она, и погладила толстую кошку, которая лежала на коленях. А кошка тоже на Лилечку поглядела и тоже взглядом ясным-преясным.

Она хорошая.

Ведьма.

И кошка тоже. У кошки котятки, которые возились в корзинке, и даже глаза у них уже открылись, но котятки все равно были смешными, головастыми, с тонкими лапками и хвостами-нитками. Они пищали и норовили из корзинки удрать, пусть бы та была большою.

А кошка их мыла.

Вылизывала.

Правда, Фиалке совсем не нравилось, что Лилечка на котяток смотреть ходит, пусть бы даже Лилечка объясняла, что другие ей не нужны совершенно, но интересно просто. Это ведь нормально, что ей интересно.

- Что касается смотрин, то… даже если она получит благословение и вынуждена будет отправиться во дворец, то весьма сомневаюсь, что выбор остановят на ребенке…

Ведьма посмотрела почему-то на Дурбина.

А тот кивнул.

- Видишь, - матушка обрадовалась.

А папенька только вздохнул тяжко…

- С Ликой и пойдут, - завершила спор Аграфена Марьяновна. – Благословение – дело хорошее, особенно когда про него люди знают. Цесаревич там или как, но всяко супруга найти годного проще будет.

Лилечка хотела было сказать, что ей-то не надо искать, что у неё уже есть найденный, но почему-то промолчала. А матушка, икнув, сказала:

- Медку бы…

И когда подали, то ткнула в мед огурцом, вытащила, подобрала пальчиком тонкую медовую ниточку и, откусив, зажмурилась от удовольствия.

- Живот не заболит? – обеспокоенно поинтересовался папенька. И на матушку поглядел с опаскою. Она же лишь икнула.

- Не заболит, - ответил Дурбин. – У дам… в положении… как бы это выразиться… есть собственное видение рациона. И мешать тому не стоит.

За столом почему-то сделалось тихо.

И скучно.

Лилечка потому и сбежала, порадовавшись, что гувернантку матушка лишь собирается нанять. А то ведь с гувернанткою из-за столов сбегать было бы куда как сложнее.

Очередь.

Вот меньше всего Стася ожидала увидеть эту вот длиннющую, извивающуюся, словно огромная змея, очередь. Та протянулась от храма, заполнив петлями рыночную площадь, до Калужской улочки, а от нее – через мосток и уже на мостовую, скрывшись где-то там, в переплетении местных улиц.

Очередь… удручала.