Елена Чечёткина - Все сказки не нашего времени

В дверь поскреблись.

– Люр, ты не спишь?

Чёрт! Он же забыл, что обещал Верну рассказать всё утром. Он промычал что-то утвердительное.

В дверь просунулась горящая от возбуждения и любопытства мальчишечья физиономия.

– Можно?

– Заходи.

– Аста дрыхнет, как суслик, родители пока не встали, – доложил Верн. – Ну, рассказывай!

– Садись, – со вздохом пригласил Люр, уже понимая, что поспать до отлёта ему не удастся.

Безлунная ночь – тем ярче горят звёзды. Человек сходит с крылечка старой дачи, идёт к центру лужайки и задирает голову. Вроде, любуется звёздами, а может, классифицирует их по созвездиям. Такая видимость в городе невозможна, но тут – чистый загородный воздух, и небо совершенно чистое. Красота!

Тишина. Разговор идёт без помощи звука.

– Янтр, я тебя чувствую. Ответь!

– Привет, Канно! Я на связи.

– Прибуду часа через два. Садиться в этой точке?

– Да, именно здесь. Жду!

– Погоди! Меня не заметят? Ты уверен?

– Уверен. Сейчас темно, в посёлке почти никого нет, а участок огорожен высоким забором. Непрозрачным. Только не включай огни, и никто ничего не заметит. А со своими землянами я сам разберусь. По инструкции.

Человек возвращается в дом.

*****

Я вхожу в гостиную. Хотя дача старая, но в два этажа, и комнаты просторные. Мне рассказывали, что дача строилась еще при Сталине, для «сталинских академиков». Участки здесь огромные – по гектару, и каждый обнесён капитальным забором. Последняя родственница приписанного к этому гектару академика умерла, и наследники строят новый дом, благо места хватает. Наша бригада отделочников – последняя. Завтра хозяева приедут принимать работу. Но меня тут уже не будет.

За три года я привык к внешности аборигенов, но скорое возвращение к своим, похоже, вновь обострило восприятие. Как в первый месяц наблюдения, я удивляюсь их розовато-белому цвету кожи, неестественному разрезу глаз и совершенно невероятной форме носа и ушей. Конечно, нас готовили, но увидеть всё самому, да еще не из «тарелки», а при непосредственном контакте – это было порядочной встряской. Потом, конечно, привык, а моим «контактникам» и привыкать не надо было: моя психо-имитационная маска работала безупречно. Даже при отражении в зеркале они видели Яна, а не Янтра.

Меня радостно приветствуют:

– Ну что, надышался? С тебя тост!

Я начинаю привычно:

– Ребята, я же не пью! Нельзя мне.

– Сегодня можно! Последний же вечер. Ну, ладно, чёрт с тобой! Наливай свою минералку и говори тост!

Я открываю свежую бутылку ессентуков и говорю с чувством:

– За успешное окончание шпаклёвочно-покрасочных работ, выполненных на высоком уровне силами научно-производственного коллектива в составе… (Делаю торжественную паузу) Прошу названное лицо подняться и принять заслуженные аплодисменты. Итак, Пётр Валерьевич, доктор физико-математических наук, профессор. (Наш бригадир величественно принимает овацию). Марк Зиновьевич, доктор философских наук (Марк прижимает к сердцу руки, кланяется). Игорь Васильевич, биолог, кандидат наук (Аплодисменты, поклон). И… наше молодое поколение, Алексей, аспирант и борец за права человека. Университет ещё будет гордиться тобой и стыдиться, что не отбил блестящего молодого ученого у злобной государственной машины. За всех вас, друзья!

Все смеются, чокаются, выпивают. Тосты идут своим чередом, а я, допив бокал с минералкой, спокойно попиваю свой чай, удивляясь новому вкусу: наш биолог каждый день меняет состав травяных добавок, но сегодня, кажется, превзошёл самого себя. Тосты выдохлись, и народ снова принялся за меня. Особенно усердствует Лёшка. Молодой, любопытный.

– Ян, вот мы расстанемся, а ты совсем ничего не рассказал о себе. Мы ж тебя приняли, как родного, документов не спрашивали, на ответственную работу поставили (кто-то хрюкнул). Ты оправдал доверие, не спорю, но расставаться вот так, собственно, и не познакомившись – это нехорошо. Как ты считаешь?

Как я считаю, ему знать не положено. Никто из землян не должен даже догадываться о нашем Дозоре. При аварии корабль запрограммирован на полное уничтожение, и пилоты тоже – если катапультироваться не удалось или их обнаружили потом. Конечно, за тысячелетия наблюдения всякое бывало. Несмотря на строгий отбор, кто-то из наблюдателей не выдерживал, особенно к концу смены. «Расстройство идентификации» и, как следствие, личное участие в земных конфликтах. И тогда появляется спасатель…

Но такого давно уже не случалось. За два последних столетия только два моих соотечественника попали в руки землян. Мёртвыми, в соответствии с инструкцией. Корабли сбили американцы, спасательные капсулы они нашли и засекретили. Пилотов вскрыли, но ничего это не дало, кроме усиления паранойи у военной верхушки. А мне вот повезло. Я остался жив, и совсем скоро меня заберут, переправят на родину. «Мой дозор окончен», как говорят в любимом здесь сериале. Я допиваю свой чай.

Мои братья, мои чёрные братья… Вытолкнутые из науки, из достойной жизни. Почему бы и не рассказать им правду? Да, строго запрещено… Но ведь они всё равно забудут мой рассказ, а к тому моменту, как прилетит Канно, уже будут крепко спать. Скоро я распылю газ (вот он, баллончик в кармане), и с они всё забудут с этого момента и часа два за него. Утром проснутся, сдадут работу, получат деньги и будут искать новую «халтурку», просто чтобы выжить… Меня охватывает щемящая жалость, непривычно сильное чувство теплоты и сострадания к этим землянам – и непреодолимое желание рассказать им, с кем они делили последние три месяца своей жизни.

– Ну давай, спрашивай, – предлагаю я. – Задавай вопросы, молодое дарование. Только правильные вопросы.

Лёшка слегка хмурится, изображая напряжённую работу мысли, и торжественно вопрошает:

– Где ты родился? Когда? Как попал к нам? Что…

– Стоп, – прерываю я. – Пока достаточно. Отвечаю по порядку. Я родился не здесь. В смысле, не на Земле. (Лёшка восторженно поднимает вверх два больших пальца). Даже не в этой Галактике. Но планеты наши похожи, и наши социумы сходны, так что я могу понять и разделить ваши чувства.

– Но не нашу выпивку, – вставляет Лёшка.

– Да, не выпивку. Потом объясню, а сейчас не перебивай – или не буду дальше отвечать. (Лёшка картинно прикрывает рот левой рукой, правой доливает свой шкалик).

– Мне 54 биологических года, по вашему исчислению. Но мы живём дольше, и мой сравнительный возраст где-то между тобой (я указываю на Алексея) и тобой, Марк. Как я здесь оказался… Выбрал специальность трентора, учился, прилетел на Землю работать по специальности. В процессе работы попал в аварию, прибился к вашей замечательной бригаде, жду спасателя.