Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

Архелай для наглядности проехался перед Стивом по линиям, несколько раз резко повернув под прямым углом.

— Вот так. Как старый трамвай. Фокус показать?

Не дождавшись ответа, паук бросил перед Стивом несколько камешков.

— А ну скажи, сколько их?

— Десять, — присмотревшись, ответил Стив.

— Точно?

— Да.

— Теперь мы их аккуратно делим пополам, — Архелай отодвинул пять камешков в сторону. — Сколько их теперь?

— Десять. Два раза по пять.

— Прекрасно! Ты уверен?

— Ну да.

— То есть, если пять умножить на два, то будет десять, да?

— Да.

— Теперь смотри, — паук аккуратно сдвинул камешки в одну кучку. — Считай. Стив аккуратно пересчитал камешки. Их было девять.

— Девять.

— Отлично! Повторяем все сначала. Делим кучку пополам. Сколько камней?

— Тут пять, и в этой куче — пять. Всего десять.

— Так, а теперь опять их складываем. Сколько их?

— Восемь. Не может быть, — Макналти опять внимательно всмотрелся в камешки. — Действительно, восемь. В чем тут фокус?

— Анив чем. Сам попробуй, — Архелай подвинул камешки ближе к Стиву. — Начни с четырех. Дважды два и все такое.

Стив выбрал четыре камня и отложил два в сторону, потом опять их смешал. Камешков оказалось пять. Стив повторил свои действия, на этот раз камней стало три.

— Ну что? Сколько будет дважды два? — ехидно спросил паук.

— Не знаю, — растерянно ответил Стив.

— А ты еще что-нибудь попробуй, вдруг получится.

Макналти смешал все камни и пересчитал их: было десять. Он отнял семь, и в оставшейся кучке оказалось четыре. Затем Стив сделал три кучки по три камешка, смешав их, он получил восемь.

— Вот так! — гордо сказал Архелай. — Вся ваша математика — чушь. На самом деле никогда ничего одинакового не бывает. Оно все разное, только равно всегда одному числу. А ну посчитай камешки. Сколько их?

— Семь, — ответил Макналти, тщательно, по одному, пересчитав камни.

— Правильно, семь. Если правильно считать, всегда семерка выходит. У тебя семь отверстий, ты знаешь?

— Какие это?

— Рот — раз. Уши — два. Глаза — три. Нос — четыре. Ниже пояса — пять и шесть. И самая главная дырка, закрытая, — это пупок, семь. У тебя на руках и ногах по семь пальцев на самом деле, знаешь?

Стив с недоверием посмотрел на свои руки. На них действительно было по семь пальцев.

— Видишь, я правду говорю, — вздохнул Архелай. — Только мне почти никто не верит. Ты хоть мне веришь?

— Пока — да.

— Молодец! Я тебе один секрет скажу, — паук подкатился вплотную к Стиву и зашептал ему на ухо. — Это твое первое и последнее, седьмое воплощение.

— Что, неужели их тоже семь? — удивился тот. — А говорят, что карма…

— Ой-ой-ой! Карма! Слова-то какие! — Архелай громко расхохотался. — Запомни, воплощений всегда семь! Даже у тебя, хотя твое — первое и последнее. Впрочем, сами виноваты, нечего с природой экспериментировать. А насчет кармы — смотри внимательно.

Он подцепил ногтем край одного из квадратов, и тот, как крышка, откинулся в сторону. Из дырки по пояс выскочила человеческая фигура и неподвижно замерла. Ее раскрытые глаза в упор глядели на Стива невидящим взором.

— Хоп! — прокомментировал Архелай. — Словно чертик из табакерки. Узнаешь? Макналти признался, что фигура ему незнакома.

— Ну как же, как же, — заволновался паук. — Последний великий тиран и диктатор из тех, что зачаты, как положено: мамой и папой. Великий сын Латинской Америки, знаменитый Сифас Мендоза. Отпрыск Солнца, божий посланник, отец нации и все такое. Полконтинента залил кровью. Умер в 93 года. Теперь узнал?

Стив ответил, что теперь вспомнил.

— Отлично! Раскрутим его, — с этими словами Архелай, взяв фигуру за ухо, встряхнул ее так, что она размоталась в длинную макаронину, кольцами улегшуюся вокруг паука. — Перед тобой — жизненный путь Сифаса Мендозы со всеми воплощениями. Видишь участки разного цвета? Их всего семь. Это и есть инкарнации.

Архелай, стоя на двух задних лапах, остальными начал быстро перебирать размотанного диктатора.

— Вот, Стив, смотри, — паук поднес макаронину к носу Макналти. — Здесь явственно просматривается связь. Правда, видно?

Стив, внимательно вглядевшись, сознался, что ничего не видит.

— Ах да, совсем забыл, что вы в этом отношении — совершенно слепые, — Архелай в огорчении уронил Мендозу и задумчиво почесал себе затылок. — Ну ладно, сейчас что-нибудь придумаем. Ага! Один момент!

Перед пауком возникла древняя пишущая машинка, на которой он принялся с бешеной скоростью тарахтеть всеми конечностями, так что с каретки быстро сполз длинный рулон бумаги. Оторвав его, Архелай вручил свиток Стиву. На бумаге крупными каллиграфическими буквами был выписан текст следующего содержания.

«Рассказ о неудачной карме.

Сифас Мендоза был классическим, врожденным, неисправимым злодеем. С раннего детства он проявлял садистские наклонности, был лжив, труслив, завистлив и жесток. Эти качества обеспечили ему стремительную политическую карьеру, в течение которой он полностью раскрылся как тиран, загубивший миллионы жизней. Свой утренний завтрак он начинал с того, что выпивал стакан крови свежезамученного младенца. Сексуальные потребности Сифаса, начавшись с копрофагии в подростковом возрасте, переросли в зрелые годы в разнузданную зоофилию. Ежедневно специальным самолетом к нему в дворец доставлялось из Африки какое-нибудь экзотическое животное, с которым он вступал в противоестественную связь. Мендоза был столь омерзителен, что от него зачала даже самка ехидны. Умер он, растоптанный ревнивой бегемотихой, с которой накануне занимался эротическими забавами и у которой на глазах имел неосторожность приласкать молодую мармозетку.

Смерть Мендозы вызвала глубокую скорбь у всей нации: в народе его любили. «При Сифасе всегда дисциплина была», — с горечью потом говорили старики, глядя на ужасы демократии. Диктатора оплакивали не только люди: после смерти Мендозы в его резиденции был открыт обширный зоопарк, по загонам которого бродили животные — исключительно самки — с грустным выражением отсутствующего женского счастья на мордах.

У непросвещенного ума может создаться впечатление, будто своей смертью Сифас Мендоза только начал или, в крайнем случае, продолжил последовательность реинкарнаций, которые впоследствии давали бы ему шанс искупить свои злодеяния и придти к достойному финалу, очистившись от скверны. Действительно, если исходить из того, что гнусные черты характера, глупость, уродство — признаки первичного воплощения в человеческой оболочке, то в те далекие времена можно было с оптимизмом и надеждой смотреть на подавляющее большинство населения по обоим полушариям, зная, что все хорошее у него впереди.