Вад Капустин - Полковнику нигде…

Тем более, что и сосед не торопил. Время поискать сувениры у нее еще имелось. Дело явно было неладно, но безошибочное чутье подсказывало, что Петру можно доверять. Баба Ляна решила задержаться в городе.

Расставшись с загадочной старушкой, Колька медленно побрел домой — в окончательно опустевшую квартиру Капитолины Николаевны, где он сейчас обосновался. Он надеялся разыскать что-нибудь, что поможет навести на след пропавшей мамы. По дороге Машков размышлял о встрече с незнакомкой.

— Это не случайно. Наверное, старуха — волшебница или ведьма, — неожиданно пришло в голову мальчишке. — Но добрая.

Встреча с ведьмой показалась хорошей приметой. Какой-то след матери должен был найтись.

— Это-то должно быть что-то волшебное, — думая о возможных уликах, почему-то решил мальчишка.

Придя домой, после тщательного обыска, Колька обнаружил в потайном ящичке незнакомое серебряное зеркальце. Мать таким никогда не пользовалась. Что-то с зеркалом было не то.

Неосторожно взяв изящную вещицу в руки и неосмотрительно взглянув на свое отражение, Машков увидел в зеркале не себя, а пренеприятную физиономию незнакомого старика в четырехугольной красной шляпе и в роскошной черной бархатной мантии.

— Волшебник, — сразу догадался Колька. — Злой. Что он тут делает?

Председатель зиртанской Академии, внезапно разбуженный звоном магических приборов, тоже был Стрельцом. Его потряс вид необычно одетого мальчишки, появившегося в волшебном зеркальце Нелиньоль.

— Должно быть, ее сын. В параллельном мире, — понял волшебник, несмотря на внешнее несходство подростка с прекрасной Нелиньоль. Белобрысый темноглазый Колька не очень походил на мать. Да и на отца.

— Ценный заложник, — немедленно сообразил маг, до сих пор не подозревавший о повторном бегстве прекрасной сиртанны из Хиджистана. — Пригодится. Против Фуримеля.

У Кольки закружилась голова. Потом закружилась комната, отражаясь в серебристом стекле. Зеркало начало расти, расширяясь, растекаясь вокруг него и образуя непроницаемый кокон. Мальчишка успел только испуганно ахнуть и потерял сознание при переходе в параллельный мир.

Старый академик перебросил ни о чем не подозревавшего Кольку Машкова в свой кабинет. Теперь у него был солидный аргумент в споре с хиджистанским сиртаном.

Наблюдавшая из окна конспиративной квартиры в полевой бинокль за встречей двух подозреваемых возле русской школы, мадам Крецу — по гороскопу Стрелец — удовлетворенно усмехнулась. Она так и знала, что во всем виноваты русские. Осталось только выяснить: кто, что, как и почему?

Не опуская оптического прибора, Анишоара проследила за Колькой до перекрестка. Взгляд ее внезапно упал на контролировавшего там движение незнакомого автоинспектора. Сердце ее — в очередной раз — дрогнуло.

Невысокий жгучий брюнет среднего возраста, с пышными усами, блестящими черными глазами и орлиным носом, выдававшим восточное происхождение, герой поражал воображение не столько незаурядной внешностью, сколько масштабностью осуществлявшихся им поборов.

Все это, в сочетании с черно-белой опереточной формой, которая так украшает молдавских полицейских, придавая им сходство с ядовитыми жуками, предупреждающими неосторожного хищника об опасности яркой контрастной окраской, делало гаишника совершенно неотразимым. Домна Ана не вняла недвусмысленному цветовому предупреждению. Она не боялась опасностей, и напрасно.

Понаблюдав за беззастенчивыми действиями ни о чем не подозревавшей жертвы пять минут, мадам, получавшая приличную, по молдавским меркам, зарплату в две тысячи долларов (при средних доходах по стране в двести-триста), с возмущением поняла, что негодяй выручает столько же за один день. Анишоара ошибалась: просто этот день у него был такой неудачный.

Быстро составив список уголовных статей, нарушаемых объектом, и заранее вытащив удостоверение, Мадам решительно направилась навстречу судьбе.

Оглядев пышную фигуру подошедшей к нему с нарушением всех дорожных правил красавицы, бывалый инспектор не испытал шока при виде предъявленной ему красной книжечки. Глядя в глаза судьбе, он призывно улыбнулся. В душе инспектор был романтиком. Он верил в судьбу. И в деньги.

— Как зовут? — официально представившись и зачитав список обвинений, холодно спросила мадам.

— Манукян. Манук, — обволакивая ее страстным взглядом, вежливо ответил гаишник.

— Иностранец? — подозрительно уточнила она.

— Чистокровный молдованин! — сверкнув черными очами, обиженно возразил инспектор. И честно добавил: — Армянского происхождения.

— Явитесь завтра в 17.30. По повестке. Ко мне в кабинет, — беззастенчиво потребовала Анишоара.

— Ну зачем кабинет, дорогой? — от избытка чувств (а не потому что в ее половой принадлежности можно было усомниться) заговорил с акцентом армянский молдованин. — Зачем кабинет? Зачем завтра? Сегодня! Ресторан Националь: ужин, цветы, армянский коньяк. Шампанское, — на всякий случай добавил инспектор, чтобы не быть заподозренным в скупости.

Немного поразмыслив, мадам согласилась. Анишоара получила все и даже больше. Инспектор был очарован. Его покорило то, что, проведя с ним незабываемую ночь, мадам наутро содрала с него двести долларов. Отступного.

Манук охотно отдал ей деньги. И сразу же назначил следующее свидание. В «Ла Рома» клубе.

— Какая женщина! — грезил он наяву на работе и даже упустил пару перспективных нарушителей. Ему было не до них. Он думал только о прекрасной Анишоаре.

Через несколько дней инспектор предложил ей бросить мужа и бежать с ним. От мужа. На озеро Севан.

Разумеется, красотке предлагался законный брак, две машины, три особняка. Знаменитая горная форель. Каждый день деньги наличными. Вечером сто долларов авансом, утром двести — на мелкие расходы.

Поразмыслив, мадам отказалась. Она была патриоткой. Кто-то ей говорил, что на озере Севан довольно холодно. И что бы она там делала?

Кроме того, мадам верила в восточное коварство. Ревность. Привыкла быть себе хозяйкой. Предпочитала разнообразие: хотела иметь богатый выбор. Между влюбленными назрела серьезная размолвка. Стечение обстоятельств было крайне неудачное…

Сиртан Фуримель лютовал. Он не щадил голов. Осушал ценные болота. Разорял перспективные лягушачьи фермы. За ничтожную провинность казнил застигнутых врасплох, ничего не подозревавших и не ожидавших такой вопиющей несправедливости опасных рецидивистов. При виде владыки челядь и придворные разбегались в ужасе, чтобы не попасть под горячую руку. Все было тщетно. Все попытки сиртана поднять хиджистанцев на вооруженную борьбу против жестокого самодержавия были напрасны.