Марина Ефиминюк - Как все начиналось

– Не такого я хотел разговора, – мне показалось, что в его глазах мелькнуло сожаление. Ноги не держали меня, в горле стоял комок, голова гудела, сейчас я понимала что-либо ещё меньше, чем прежде. Вдруг внутри закипела такая злость, что, когда смолки шаги на лестнице, со всей силы, до хрипоты заорала в пустоту, уверенная, что Властитель меня не услышит:

– А я всё равно тебя не боюсь!

Я поднялась на поверхность, Арвиль терпеливо дожидался меня, рядом с ним стоял какой-то даниец, он что-то говорил Властителю, при этом эмоционально жестикулируя. Меня они не замечали, огромный лохматый пёс, спокойно лежащий у ног незнакомца, с громким злобным лаем бросился в мою сторону. Арвиль что-то крикнул ему на данийском, от звука его голоса, произносящего незнакомые слова, мне отчего-то стало ещё хуже. Не глядя на Властителя, я выхватила из его рук уздечку и с независимым видом, неестественно распрямив спину, пошла по дороге, ведя за собой застоявшегося жеребца. Я услышала, как Фатиа сказал что-то резкое на данийском, а потом его приближающиеся шаги, через пару секунд на моё плечо опустилась его горячая тяжёлая рука. Мы тихо шли по берегу, через фруктовые сады, по затихшему на ночь городу.

В Доме Властителей светились все окна, вокруг суетился взбудораженный народ, на наши поиски снаряжали отряд добровольцев, стражи под руководством начальника охраны уже прочёсывали окрестности. Кто-то забрал у меня коня, я машинально разжала кулачок, позволяя выхватить у меня уздечку, краем сознания я слышала, как Фатиа успокаивает окружающих на словенском, специально, чтобы я могла понять, что он говорит:

– Мы были в Троллье купальнице, проход засыпало, и мы искали выход.

Я не стала его слушать, я слишком много сегодня его слушала, я устала от него. Тихо вошла в свою комнату и затворила дверь, раздался осторожный стук.

– Ася, – снова он, когда же ОН оставит меня в покое.

– Убирайся, Фатиа! Я уже все поняла, уходи!

Он без разрешения открыл дверь. О, чудо! Он выглядел смущённым! Вернее, выглядел он просто отвратительно: разбитый нос опух, и под глазами уже налилась багровая опухоль.

– Мне жаль, – пробормотал он. – Ты не так должна была все узнать, я был неправ!

Я кивнула и спокойно спросила:

– Мне надо снять перед тобой рубаху, чтобы ты убрался из моей комнаты?

Арвиль молча постоял в дверях и тихо вышел.

Это была ужасная ночь. Расцарапанная об острые камни спина ныла и горела огнём, заснуть, лёжа на животе, я не могла, поэтому лежала с открытыми глазами, обнимая подушку, мучилась от боли и думала, думала и думала.

Перед моими глазами вырисовывалась вполне отчётливая картина моей собственной никчёмной жизни. Как оказалось, моя судьба была предрешена с самого начала, об этом знали все, кроме меня самой.

Амели Бертлау влюбилась в моего папашу и сбежала с ним, разгорелся скандал, ещё бы, данийская принцесса и безродный маг. Отца выкидывают из Совета и решают забыть о нелицеприятной истории, но вот пассаж, Амели рожает дочь и умирает. Родила бы она сына, Бабочка погибла бы вместе с данийской принцессой, но ведь нет, на свет появилась я, очередная головная боль многоуважаемого Совета.

Очевидно, никто и не верил, что она могла передать мне свой дар, но на всякий случай, когда у меня просыпается магия, Совет решает присмотреть за мной и берет в Училище Магии. Они хотели увидеть, отдала ли Амели Бабочку своей дочке полукровке, но за полгода, проведённых в Училище, я не высказала особых странностей, и росла обычным ребёнком, не умеющим управлять своей плещущейся через край силой. Советники видели тысячи таких детей, они успокоились и просто выгнали меня, запечатав. Но магия-то никуда не ушла!

Бабочка проснулась позже, когда на нас напали упыри, и мне пришлось спасать собственную жизнь, тогда я смогла поставить невиданный щит, и сказочным образом исцелила новообращённых упырей. Второй раз она дала о себе знать на лесной поляне, Бабочка пришла вместе с удушающим гневом, чтобы защитить меня и маленького Анука. Проснувшись однажды, она не собиралась засыпать, и об этом знал тот, кто устроил похищение Наследника. Слова Фатиа о том, что Анук был просто приманкой, сейчас не казались бредом. Зов крови заставил меня бежать в маленький переулок в трущобах, а Анука выскочить во двор, по зову крови мальчик распознал во мне родное существо, только из-за зова крови он не отходил от меня ни на шаг. ОНИ знали про Бабочку, ОНИ хотели её пробуждения, ОНИ предугадали все.

Кто ОНИ? Для чего ИМ ЭТО нужно? Снова вопросы, и ни одного достойного ответа, все запутывалось ещё сильнее. Мне казалось, что я погружаюсь в тёмное болото, все глубже и глубже в смрадное чрево истории, где я только пешка в чужой страшной игре.

Ближе к рассвету, когда небо посерело, и растаяли последние, самые стойкие звезды, я встала. Дом спал, погруженный в предрассветный самый крепкий сон, сладко посапывал в своей кроватке маленький Наследник, шумно сопел носом рядом с его дверью на коврике лохматый пёс. Я прихватила с собой плед и на цыпочках вышла в коридор. Пёс приподнял одно ухо и приоткрыл один глаз, сонно разглядывая меня, потом недовольно простонал по-своему, по-собачьи, и снова погрузился в дремоту.

Я вышла на веранду и, закутавшись в плед, улеглась на старую кушетку, одну ножку которой заменяла толстая стопка книг. Я свернулась клубочком и постаралась заснуть, глубоко вдыхая утреннюю прохладу. Стоило мне закрыть глаза, как раздался грохот и крики голосов. Я подскочила и вытянула шею, стараясь рассмотреть, что происходит на рыночной площади за домом Властителей, но густой неухоженный сад надёжно скрывал от меня весь вид. Тогда я встала на кушетку, стараясь быть как можно осторожнее, неустойчивое ложе заходило под ногами. Держась за стену одной рукой, я встала на цыпочки, чувствуя, как шатается кушетка. В прогале между деревьями я заметила распустившиеся яркие шатры, радующие глаз всеми цветами радуги, и довольно улыбнулась: цыгане. Цыган я любила с самого детства, их жизнь мне казалась простой и беззаботной. Повзрослев, я даже крутила любовь с цыганёнком – сыном Барона табора. Любовь закончилась быстро, но, сколько ж мы успели увести лошадей из конюшни Кулинарного Училища, где я тогда постигала науку готовки!

Рядом с забором прошелестела разноцветными юбками стайка неряшливых женщин, с покрытыми платками косами, их говор, быстрый и резкий, походил на воробьиное чириканье.

В этот момент кушетка накренилась, пирамидка из книг разлетелась в разные стороны, и я с грохотом рухнула на пол, ударившись многострадальной спиной.

– Черт, – простонала я, с трудом поднимаясь. Сил подпереть диванчик обратно не нашлось, я обмоталась пледом и осторожно, стараясь не опираться на спинку, уселась на стул.