Патрик Несс - Вопрос и ответ [litres]

по рукам

по лицу

в эти тощие ребра

и мой Шум кроет всё багровым прибоем

и я бью

и я бью

и я бью

и кричу

ору во все горло

ПОЧЕМУ ТЫ УШЛА?

ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ БРОСИЛА?

и я слышу сухой холодный треск ломающейся руки…

Он почему-то оказывается громче дождя, громче ветра, и от него у меня вверх тормашками переворачивает желудок и валится куда-то в горло.

Я замираю в замахе.

Дэйви глядит на меня, отваливши челюсть.

Спаклы в панике пятятся прочь.

А с земли на меня смотрит 1017… Красная кровь течет из его странного носа, из угла слишком высоко посаженного глаза… но ни звука, ни Шума, ни мысли, ни щелчка – ничего…

(и мы в лесу в лагере на земле лежит мертвый спакл и Виола смотрит с таким ужасом, што… и пятится пятится от меня и всюду кровь а я сделал это снова я сделал это снова и почему же ты ушла исусе черт тебя раздери почему ты меня бросила…

И 1017 все смотрит…

А в глазах у него, богом клянусь, – я вижу победу.

– В’дяной насос опять работает, Хильди.

– Спасибочки, Уилф. – Я протянула ему поднос с хлебом, от него до сих пор валил жар. – Ты не отнесешь это Джейн, а? Она накрывает столы к завтраку.

Он принял поднос – из Шума неслась плоскенькая, невыразительная мелодийка – и направился к выходу с кухни.

– Жена! – донеслось снаружи.

– Почему он зовет тебя Хильди? – У задней двери нарисовался Ли с целой корзиной муки.

Рубашка у него была безрукавная, а руки белели аж по локоть.

Секунду я пялилась на эти голые руки, а потом быстро отвела глаза.

Мистрис Койл поставила нас работать вместе, раз уж в Новый Прентисстаун обоим хода больше не было. Да, и ему тоже.

Нет, я ее точно не прощу.

– Хильди была женщина, которая нам помогла, – сказала я. – В честь которой не зазорно зваться.

– А мы, это…

– Я и Тодд, да. – Я забрала у него корзину и тяжело бухнула на стол.

Воцарилось молчание – как оно всегда делало, стоило только всплыть имени Тодда.

– Его никто больше не видел, Виола, – мягко сказал Ли. – Но наши ходят в город в основном по ночам, так что это еще ничего не…

– Она бы мне все равно не сказала, даже если б увидела. – Я начала отмерять муку по мискам. – Она думает, он погиб.

Ли перемялся с ноги на ногу.

– Но ты говоришь другое.

Я подняла глаза: он улыбался, и я невольно улыбнулась в ответ.

– А ты мне веришь, так?

– Уилф тебе верит. – Ли пожал плечами. – А ты удивишься, какой вес тут имеет слово Уилфа.

– Ты знаешь, нет. – Я посмотрела в окно – вслед Уилфу. – Не удивлюсь.

День шел себе и шел. Мы все готовили и готовили. Это и была наша с Ли новая работа – кашеварить. На весь лагерь, целиком. То есть вся готовка вообще. Мы уже научились делать хлеб – не с муки начиная, а с зерна, с пшеницы. А еще – свежевать белок, выковыривать из панциря черепах, потрошить рыбу. Узнали, сколько основы надо для супа на сто человек. И умели теперь чистить картошку и груши, наверное, быстрее всех на этой глупой планете.

Мистрис Койл считает, что вот так они, войны, и выигрываются.

– Я вообще-то не на это подписывался, – посетовал Ли, выдирая еще горсть перьев из очередной лесной курицы, шестнадцатой на сегодня.

– По крайней мере, ты подписывался сам хоть на что-то, – возразила я, впиваясь пальцами в свою.

Перья висели в воздухе роем липучих мух и приставали ко всему, чего касались. Из-под ногтей у меня уже торчали зеленые кисточки, сгибы локтей поросли зеленым ворсом, в уголках глаз образовались новые зеленые ресницы. Откуда я знала? Оттуда, что у Ли в них была уже вся физиономия, все его золотые волосы и не менее золотой пух на предплечьях.

Щекам опять стало горячо, и я с новой свирепостью напала на несчастную птицу.

Где день, там и два; где два, там и три. А дальше уже и неделя, и еще одна, что за ней, и еще. Мы готовили вместе с Ли, мыли посуду вместе с Ли, пережидали трое суток обложных дождей вместе с Ли – все вот в этой же нашей хижине.

И все же… И все же .

Что-то надвигалось. Все к чему-то готовились. Никто мне ничего не говорил.

И я все еще торчала здесь.

Ли кинул ощипанную курицу на стол и взялся за следующую.

– Надо поосторожнее, а не то мы доведем этот вид до полного исчезновения.

– Это единственное, что Магнус может подстрелить, – заметила я. – Все остальное слишком быстрое.

– Прощайте, лесные куры, – грустно поддакнул Ли. – А все потому, что у Ответа не хватает приличного оптика.

Я расхохоталась, как-то слишком громко. И мысленно закатила глаза – ну я даю!

Закончила свою курицу, взяла другую.

– Три моих на две твоих, – обронила я. – И больше буханок хлеба, чем у тебя, и …

– Ты половину из них сожгла.

– Потому что ты слишком раскочегарил печь.

– Потому что я не создан для готовки, – улыбнулся он. – Я создан для солдатства.

– Ты думаешь, я создана для готовки?.. – возмутилась я.

Но он лишь рассмеялся в ответ и продолжал смеяться, даже когда я швырнула в него комом мокрых перьев и попала прямо в глаз.

– Ой! – Он вытер лицо. – А ты хорошо целишься, Виола. Тебе реально надо бы дать ружье.

Я быстро отвернулась и уставилась на тысячную курицу у себя на коленях.

– Ну, или нет, – закончил мысль он совсем тихо.

– Ты когда-нибудь… – Я умолкла на полуслове.

– Я когда-нибудь – чего?

Я облизнула губы – это оказалась большая ошибка, так как пришлось выплюнуть изрядно пуха – и когда заговорила снова, слова прозвучали гораздо сердитее, чем я хотела.

– Ты когда-нибудь стрелял в человека?

– Нет. – Он сел прямее. – А ты?

Я покачала головой и увидела, как он расслабился, а увидев, тут же добавила:

– Зато в меня – стреляли.

– Не может быть!

Слова вылетели прежде, чем я успела подумать, и вот я уже их говорю и понимаю, что это в первый раз, что я никогда еще их не говорила – ни вслух, ни про себя, ни разу с тех пор, как это случилось – но вот они уже здесь, в этой комнате, висят в воздухе среди птичьего пуха.

– А еще я кое-кого заколола. – Моя рука замерла над курицей. – До смерти.

Упала тишина. Все тело в ней вдруг сделалось вдвое тяжелее.

Когда я принялась реветь, Ли просто протянул мне кухонное полотенце и оставил в покое. Не полез обнимать или говорить какие-то глупости, даже не стал расспрашивать, хоть сам, небось, помирал от любопытства. Просто дал мне выплакаться.

Что было как нельзя более правильно.

– Да, но мы набираем сочувствия, – выдал Ли ближе к концу ужина. Мы сидели с Уилфом и Джейн. Я не спешила класть ложку: после еды сразу придется тащиться опять на кухню и ставить дрожжи для завтрашнего хлеба. Уму непостижимо, сколько хлеба в состоянии сожрать сотня человек.