Патрик Несс - Вопрос и ответ [litres]

Он до сих пор понятия не имел, что намерен делать. Почему не кто-то другой? Из всех городских мальчишек – почему он? Самый тихий, самый скрытный, такой никогда не причинит беспокойства в общине…

Пока беспокойство само его не найдет, ага.

– Есть кто дома? – Он распахнул дверь.

Ответа не было. Дом – да скорее хижина на самом-то деле: три комнатушки, разделенные занавесками, – стоял практически пустой. Свои пожитки мать забрала с собой еще утром, а у Деклана, почитай, ничего особо и не было. Ну одежда какая-никакая, пара картинок, рыболовные снасти – все чистые, отполированные. Он ничего заранее не собрал, но вещей было всего ничего – пять минут, и дело в шляпе, коли решишь передумать.

Но передумывать он не собирался. Нет, только не он.

– Эй? – Теперь ему стало не по себе.

Они же не могли ничего сделать …

Или могли?

Он добежал до задней двери, пнул ее сильнее, чем собирался, так что та грохнула об стену…

И, конечно, спугнул ее оттуда, где она сидела – в углу голого сада… все в том же легком лишайнике, что и всегда, не замечая зябкого ветра. Она читала книгу на его планшете – странное, несгибаемое пристрастие к письменному слову его народа, изумление перед тем, как много себя можно вместить в страницу строчек. Умаление, сжатие – так она считала, – когда расширение было бы куда естественнее. И все-таки вот, сидит, копается в чужом, чуждом языке.

Пытается расшифровать… может быть, его , думал Деклан.

Если правда так, интересно, что она там нарасшифровывала.

При виде него ее Шум окрасился теплом, которое тотчас же сменилось печалью. Она мгновенно прочла Деклана, хотя этих вестей они ждали уже не первую неделю.

Завтра утром , показала она.

– Мы найдем способ, – ответил он.

И открыл ей свой Шум, как объятия.

– Это противоестественно ! – только сегодня ночью кричала на него мать. – Она животное!

– Никакое она не животное! – орал в ответ он. – Она думает! Она разговаривает. Чувствует!

– Они чувствуют только в подражание нам, сам знаешь.

– Ничего я такого не знаю! Это Эли Пинчин талдычит, да только с каких пор ты начала его слушать?

– Ты навлек позор на себя. И на меня тоже.

– К тебе это вообще не имеет никакого отношения.

– Ты всю жизнь живешь в маленьком городе и до сих пор думаешь, будто то, что ты делаешь, неважно? Будто этого никто не замечает?

– Это ничье вообще дело…

– У нас тут нет ничьих дел! Больше нет. Ты должен ее бросить, и все тут. У тебя нет никакого другого выбора.

– Не буду я ее бросать…

– И что, по-твоему, должно случиться дальше, Деклан? Эли Пинчин пригласит ее в общину как равную нам? Даст благословение, чтобы ты на ней женился?

– Мне не нужно его благословение. И твое тоже.

– Нет уж, надеюсь, мое тебе понадобится, сын. Спаклы опасны, как тебе до сих пор невдомек! С запада постоянно идут слухи о нападениях, поговаривают даже о войне…

– Слухи от Эли Пинчина, да. И поговаривает тоже он. Он даже не наш мэр…

– Мистрис Койл тоже не в восторге.

– И кто они такие, скажи на милость, чтобы диктовать, как мне прожить мою жизнь? Не для того ли мы прилетели на эту глупую планету, чтобы стать свободными?

– В Убежище она с нами не поедет, и точка!

– Но у них там есть спаклы! Люди работают бок о бок с ними!

– Ноги ее в моем доме не будет!

– Значит, я заведу свой собственный дом!

Это оказалось для нее последней соломинкой. Она сказала много очень скверных слов, назвала спаклов разными плохими именами, а он ответил – тоже сильно и зло, так что в итоге она просто взяла и вышвырнула его из дома. Спал Деклан на улице. Разговаривать друг с другом больше никто не желал – как и первым идти на мировую. Наутро он издалека полюбовался, как она уезжает – даже не помахал на прощанье, и она тоже не помахала, – и вернулся один в опустевший дом.

Который для него был вовсе не пуст.

Ее имя – ну, существительное, даже отдаленно не точное, но надо же было им прийти хоть к какому-то общему знаменателю – звучало примерно как Камень в центре, или Непоколебимое намерение, или Скала на пути прилива, и на спачьем это было вовсе не оскорбление, каким могло показаться на человеческом языке. «Камень» и «Скала» в их бессловесной речи означали, помимо всего прочего (а этого всего было ой как много!), нечто прочное, устойчивое. Скала на пути прилива – это необязательно что-то прямо совсем твердолобое – не всегда, по крайней мере; но это то, в чем есть сила, что сможет выстоять.

Но это не совсем то, что ты думаешь , показала она. Это многослойное имя, и оно – скорее побуждение, чем факт.

– Они хотят, чтобы твой центр был каменнее ?

Да, но притом констатируют, что он уже и так довольно каменный.

– А, – сказал он. – Ну тогда это примерно как у всех остальных.

На это она рассмеялась – один из немногих физических звуков, производимых спаклами: эдакое веселое щелканье. В итоге они согласились на том, что Скала на пути прилива с трудом помещается в рот, так что он будет звать ее просто Ти.

Надо сказать, что контакты между спаклами и людьми начинались тоже весьма оптимистично – как и все в этом мире. Местное население оказалось полнейшим сюрпризом: обычное сканирование с орбиты перед приземлением их совсем не показало, а если и показало, то в качестве элемента фауны. Или так, по крайней мере, решили для себя поселенцы, разбираясь с другими сюрпризами, которые уготовило им это место.

Деклан был слишком юн, чтобы помнить, каким ужасом при первой высадке оказался Шум. К тому времени, как его мать решила присоединиться к группе основателей Горизонта, все пришли по этому поводу к некоему неохотному пониманию – скрепя сердце, но пришли. Многие поселенцы предпочли рассеяться по планете как можно шире, чтобы обеспечить себе хотя бы относительную тишину и уединение. Несколько семейств с самого начала собирались попытать счастья в рыбной ловле. Еще несколько, и Декланова мать в том числе, отправились за компанию. Они спустились по реке до самого океана и потихоньку, с течением лет, более-менее привыкли к Шуму.

И к спаклам тоже – но меньше. С самого начала международные отношения пошли так себе, с несколькими очень крупными провалами, о которых поселенцы говорить не любили, но Деклан прекрасно разглядел у них в Шуме кровавые подробности. Наконец установился эдакий отстраненный, отчужденный мир. Две группы населения в основном избегали друг друга, и к тому времени, как основатели Горизонта добрались до океана, местные спаклы уже знали, что от новоприбывших лучше держаться подальше – потому что оружие у них лучше, острее и эффективнее убивает.

Зато спаклы умели ловить эту чертову рыбу. Они знали, как справляться и с океанскими волнами, и с тем, что бродило под ними, – причем в маленьких плоских лодчонках на одного, казавшихся слишком хлипкими, чтобы выдержать даже легчайший ветерок. Пока люди переворачивались, тонули и бывали съедены чуть ли не прямо на борту своих тяжелых деревянных судов, спаклы, вооруженные немыслимо изощренным сочетанием сети и остроги, паслись дальше к северу от Горизонта – стоймя в этих предосудительных плавсредствах! – и таскали из моря огроменные уловы.