Генри Олди - Рассказы ночной стражи

Сёгун обвёл рукой деревню.

— Мне повезло, великий господин! Все заслуги принадлежат моему господину, старшему дознавателю Сэки Осаму!

Старший дознаватель плотнее ткнулся лбом в землю. Кажется, этого он не ожидал. Если что, пещеру на острове Девяти Смертей надо будет выбрать попросторней, на двоих. А то и на четверых, учитывая телосложение инспектора Куросавы.

— Скромность, — задумчиво произнёс сёгун. — Прекрасное качество. Скромность, верность, наблюдательность. Господин Фудзивара, вам не кажется, что этот молодой самурай битком набит добродетелями?

— Даже чересчур, — согласился министр.

— Полагаете?

— Их так много, ваша светлость, что они вываливаются наружу.

— Отвратительны внутренности, когда они выпадают из распоротого живота, — наставительно произнёс сёгун. — Драгоценные камни, выпавшие из кошелька, прекрасны. Я желаю, чтобы дознаватель Рэйден сопровождал нас.

Дознаватель? Сёгун оговорился, я — младший дознаватель! Когда я представился, Ода Кацунага так и сказал: младший дознаватель. Я глянул на затылок господина Сэки. Берегись, предупреждал затылок. Здесь так же легко возвыситься, как и пасть.

— Будет исполнено, ваша светлость! — поклонился министр.

Сёгун встал:

— И вы тоже, — эти слова адресовались Сэки Осаму и инспектору Куросаве. — Да, больше никаких «великих господинов». Титулуйте нас просто: «ваша светлость» [68] Японское обращение к князю на русский язык традиционно переводят как «ваша светлость». , как любого другого князя. Здесь я не сёгун, здесь я не более чем глава клана Ода, как бывало встарь, до нисхождения будды Амиды. Следуйте за нами, разделите наше веселье. Благодаря дознавателю Рэйдену сегодня мы трижды испытали самое изысканное наслаждение. В первый раз — у ворот, когда вам вручили мечи. Во второй раз — на улице, когда Рэйден-сан удержался и не вступил на дорожку для скачек. И наконец здесь, за чаем, обсуждая наши отличия от других. Здесь — в особенности. Рэйден-сан, мы рассчитываем на вас. Надеюсь, это не последние радости, которые вы нам доставите. Ты согласна со мной, дорогая?

— Да, господин мой! — чирикнула дама.

И зарделась так, что это было заметно даже под белилами.

— Я Хосокава Хадзимэ из Эдо! Прошу удостоить меня поединка!

— Я Омура Досан из Киото! Прошу удостоить меня поединка!

Мы сидим на помосте, обустроенном на площади, сбоку от дорожки для скачек. Теперь я знаю, для чего служит полоса с белой каймой, и не удивляюсь тому, что она посвящена богам. Сёгун расположился в центре, на складном походном стуле, с веером в руках. Мне велели сесть рядом, на крашеной циновке, по левую руку от сёгуна. Место по правую руку принадлежало первому министру. Для господина Фудзивары постелили три циновки, одну поверх другой, и бросили пару мягких подушек.

К моему соседству министр отнёсся благосклонно. Худшие опасения не сбылись — если господин Фудзивара и поглядывает в сторону такого ничтожества, как я, взгляд министра остаётся приветливым, а на губах играет еле заметная улыбка.

Инспектор, Сэки Осаму и кучка знати, приближённой к владыке, размещены за нами, во втором ряду. Там же, с трёх сторон огороженная расписными ширмами, расположилась и молоденькая дама со служанками. Я уже выяснил, кто эта дама — инспектор тайком шепнул мне, что это госпожа Такако из рода Сакаи, благородная супруга сёгуна Кацунаги.

Я верчусь так, словно циновка жжёт мне колени и зад. Надеюсь, господин Сэки увидит моё беспокойство и оценит по достоинству. В смысле, поймёт, как трудно мне сидеть впереди начальства. Если бы не высочайшая воля, разве бы я посмел?!

— Начинайте! — велит сёгун.

И взмахивает веером.

Два самурая, стоявшие на земле перед помостом, выхватывают мечи. Их разделяет довольно большое расстояние, шагов пятнадцать, не меньше, и сходиться они не спешат. Я в ужасе гляжу на мечи: стальные, острые. Зимние убийства безликих, а позже схватка в переулке хорошо показали мне, что можно сделать таким мечом. Сенсей Ясухиро до сих пор отлёживается…

— Вы знакомы с господином Ясухиро? — спрашивает сёгун. — Ясухиро Кэзуо, так его зовут?

В присутствии владыки следует думать осторожнее. Не зря болтают, что уши государей открыты тайным помыслам.

— Да, ваша светлость!

— Жаль, что он не смог приехать. Мы на него рассчитывали. Как его рана?

— Он очень страдает, ваша светлость. Меч рассёк мышцы у него на боку, рана воспалилась. Когда я его видел в последний раз, он уже ходил. Но было видно, что каждый шаг даётся ему с трудом.

— Его донимала боль?

— По сенсею невозможно определить, испытывает он боль или нет. Но думаю, что да, рана оказалась болезненной.

— Жаль, очень жаль. Наше приглашение пропало втуне.

Сёгун поджимает губы, как обиженный ребёнок:

— Он разочаровал нас, этот Ясухиро. Мы ждали от него большего. Вы согласны с нашим мнением?

— Да, ваша светлость!

Что ещё я могу ответить? Скажи сёгун, что у людей подмышками растут кусты жимолости, я бы и это подтвердил.

Самураи сходятся. Когда расстояние между ними не превышает трёх шагов, оба замирают. Хосокава выставляет меч вперёд, наклонив остриё к противнику. Омура поднимает меч над головой. Рукава Омуры падают вниз, обнажают жилистые предплечья. Сенсей предупреждал нас, что перед серьёзной схваткой рукава следует подвязать специальным шнуром. Омура либо не знает об этом, либо демонстрирует таким образом презрение к сопернику.

— Кацу [69] «Кацу» означает «победа». Слово входит составной частью в имя сёгуна: Кацунага. ! — ревёт Хосокава.

То ли заявляет о победе, то ли выказывает уважение сёгуну.

— Кацу! — откликаются зрители.

Гости, съехавшиеся в Фукугахаму, занимают всю площадь. Впрочем, деревенская площадь невелика, а значит, и гостей не так уж много. Их нет лишь перед помостом — заслонять обзор сёгуну рискнул бы только безумец, и того быстро уволокли бы силой.

Первым атакует Омура. Самураи так быстро схватываются, взмахнув мечами, что мне не удаётся разобрать их действия. Клинки рассекают воздух, сталкиваются раз, другой — и скрещиваются намертво. Каждый из соперников давит, свирепо глядя в глаза другого. Оба боятся разорвать вынужденную связь, попасть в неудачное положение — так легко напороться на чужое лезвие. Наконец самураи отпрыгивают назад и снова изготавливаются к бою.

«Нельзя сражаться, если боишься убить врага, — на ум приходят слова моего двоюродного прадеда, Камбуна из длинной вереницы Камбунов, безумцев, к которым благоволили сёгуны. — Фуккацу , не фуккацу — схватке надо отдавать всего себя, без раздумий и колебаний. Страх перед убийством? Страх за свою собственную жизнь? Два страха как один?! Это плевок в кодекс самурая. Яма на пути воина».