Генри Олди - Повести о карме

— Muchas gracias, — сказал безликий.

Я не понял, а переспрашивать не захотел.

— Открывайте!

— Убирайтесь! Хозяин спит!

— Немедленно! Или пожалеете!

— Кто там буянит?

— Служба Карпа-и-Дракона! Шевелитесь!

Ворота распахнулись.

Я вошёл первым. Досин — следом. Безликий Мигеру плёлся третьим. Останавливать нас — или хотя бы каонай — никто и не подумал. Слуги, двое здоровенных парней с бамбуковыми палками, пятились от незваных гостей, словно мы были призраками, источавшими могильный холод.

Шалея от собственной наглости, упиваясь преимуществами нового положения, краем сознания я всё-таки отмечал, что шагнул за черту дозволенного. Да, я самурай при исполнении, а Акайо — простой торговец. Богатый торговец. Человек со связями. Если выяснится, что я без причины ворвался в его дом, рассыпая угрозы, если Акайо подаст жалобу в управу — мне несдобровать. А если он, как говорится, смажет жалобу взяткой… Высоких покровителей у меня нет, Сэки Осаму вряд ли вступится за взбалмошного наглеца.

Интересно, когда таких, как я, выгоняют со службы, что делают со служебной татуировкой? Небось, спарывают вместе с кожей, чтобы неповадно было.

Отступить? Поздно. Меня успокаивало лишь присутствие досина. Полиция как-никак! Имеет право. Хотя если досин заявит, что не хотел идти, а я силой заставил благонравного Комацу Хизэши сопровождать себя…

— Где хозяин?

— Спит, — повторил слуга, пряча палку за спину.

Второй кивнул.

— Умоляю простить нас!

На веранду выбежала молодая женщина. Её длинное, до земли, кимоно украшала вышивка: зелёные ветви ивы над ручьём. Пояс развязался, женщина на ходу завязывала его концы у себя за спиной. Судя по всему, это была жена торговца. В волосах хозяйки дома торчал черепаховый гребень, но уложить волосы в причёску она не успела.

— Приносим глубочайшие извинения! — она пала на колени. — Я…

— Ваше имя! — прервал я её.

— Умеко, господин.

— Где ваш муж?

— Спит, господин.

— В такое время?! Почему не в лавке?

— Похмелье, господин.

Я бросил косой взгляд на безликого: учись, мол, бестолочь! Вот кому не надо напоминать про «господина»! Мигеру стоял у ворот, безучастно глядя перед собой. А может, и вовсе закрыл глаза — поди-пойми, куда он смотрит под рыбьей маской.

— Плохо ему, — бормотала Умеко, отбивая поклон за поклоном. — Всю ночь маялся, животом скорбел. Я за ним выносила… Только-только заснул! Что же его зря беспокоить? Я сама, всё, что прикажете…

Лицо её было белым, как снег, безо всяких белил.

— Заснул? — я шагнул ближе. — Разбудите!

— Господин дознаватель…

— Хватит отговорок! Проводите меня к нему!

Взбежав на веранду, я кинулся в дом, не дожидаясь, пока Умеко последует за мной. Жилище торговца было куда больше нашего, коридор в конце поворачивал налево, в западное крыло. Бумага, натянутая на бамбуковые рейки стен, слабо просвечивала. Казалось, я забрался внутрь фонаря на празднике Шести богов.

Где Акайо? Ага, храпит, слышу.

Дверь скользнула в сторону.

— Это вы — торговец Акайо?

— Что? Кто?!

— Вы Акайо?!

— Н-нет, это не я.

— Лжёте!

— Клянусь, я г-говорю п-п-правду…

— Как вас зовут?

— Пёс! Весёлый П-пёс!

— Это прозвище! Ваше настоящее имя!

— Т-тору из Доси…

Я с облегчением выдохнул. Никаких жалоб, это раз. Надо быть самоубийцей, чтобы пожаловаться на меня в сложившейся ситуации. Фуккацу , это два. Воскрешение налицо, сам признался.

За моей спиной хрипло дышал Хизэши.

— Вы его узнаете? — спросил я досина.

— Да. Это торговец Акайо. Вернее, уже не торговец.

Бывший Акайо, ныне Весёлый Пёс, был пузатым коротышкой. Насмерть испуганный вторжением, он отполз в угол, отгородился от нас задранным вверх краем циновки. Глазки бедняги вылезли из орбит, щеки залила нездоровая краснота. Голый, в одном хлопковом фундоси [41] Набедренная повязка. Полоса ткани оборачивалась вокруг талии, пропускалась между ног и завязывалась сзади. , он выглядел жалким и пришибленным.

— Одевайтесь! — велел я.

— Н-не могу…

— Это ещё почему?

— З-забрали…

— Что забрали?

— Одежду. Всю од-д-д… Одежду забрали.

— Зачем?

— Б-боялись, что я сб-бегу…

Я повернулся к досину:

— Акайо заикался?

— Нет, — сразу ответил Хизэши. — Я точно знаю.

— Кто? Кто боялся, что вы сбежите?

Я давил на бродягу, не давая ему опомниться.

— Эта ж-ж-ж… Эта женщина. Велела сидеть вз-з-з…

— Взаперти?

— Да. Я хотел на д-двор…

— И что?

— Её слуги… Они т-такие сильные! П-п-п… Принесли мне горшок.

— Вас били? Пытали?

— П-поили…

— Что?!

— П-поили саке. Много саке! Она гов-в-ворила: спи, п-пьяница. Не буянь, не шуми. Б-будешь смирным, награжу. Что ты орёшь? Своего с-счастья не понимаешь, дурак. Заживёшь в т-тепле, в сытости. Спать с тобой буду, б-баловать. Хватит, мол, под заборами в-в-в… Валяться хватит.

— Она — это жена Акайо?

— Эта ж-женщина… Да, жена!

Допрос меньше всего походил на официальный, каким его описал мне архивариус Фудо. Ничего, сейчас главное — вытащить побольше сведений. По правилам мы его допросим позже.

— Вы знакомы с торговцем Акайо?

— Корзины ему н-носил. Перед лавкой землю мёл, водой б-брызгал. Он меня к-к-кормил, денег давал. В этот раз не дал, сказал: зап-платит позже. Я его встретил, говорю: п-плати, а?

— Где вы его встретили?

— В переулке.

— Сандзютора?!

— Д-да.

Обращаясь ко мне, бродяга забывал про «господина», но тут я не настаивал. Кажется, Весёлый Пёс вообще не понимал, кто я такой. Отвечает, и ладно.

— Что было дальше?

— Он шёл из харч-ч-ч… Из харчевни. От него п-пахло выпивкой. Я ему: Акайо-сан, вот вы пили, а я нет! Я т-тоже хочу! Дайте денег, а? Или угостите, что ли?!

Бродяга разгорячился, перестал заикаться:

— Он заругался, толкаться начал. Ты, кричит, собака, грязные ноги! А я ему: на себя посмотрели бы? Тоже мне к-князь! Вон пузо до земли свисает… Отъели пузо, а бедному человеку медяка жалеете! Он меня толкнул. А я его толкнул. А он меня! Я упал…

— И что?

— Ничего. Головой ударился, всё кру̀гом пошло. Стою, смотрю: кто-то лежит, мёртвый. Кто лежит? Почему мёртвый? Не разобрать. Очнулся уже здесь, в доме. Ноги, видать, сами принесли. А они меня взяли и заточили!

— Ноги?

— Слуги! Им эта женщина велела. Говорит: муж ей нужен. Кормилец. Обещала помочь…

— В чём?

— Торговле обучить грозилась. Мол, заживу с ней лучше лучшего. Саке, говорит, хочешь? А я чую: вроде я, а вроде не я. Ну, не до конца я. Только саке всё равно хочу…

— Это вы кричали? — вмешался досин. — Вчера?

— Что к-кричал?

— Это я! — Хизэши довольно точно передразнил бывшего торговца. — Я!